Толкучки.

В советское время существовало совершенно замечательное место встреч - толкучки.
На книжные и дисковые толкучки приходили все, кто хотел быть в курсе последних событий в мире искусства.
В воскресенье с утра, взявши денег, многие люди отправлялись на толкучку, чтобы протолкаться там целый день и, может, даже что-то купить.
Сюда спешили все: школьники и студенты, профессора и академики.
Первая пластиночная толкучка, как рассказывал известный социолог Андрей Игнатьев, возникла на том месте перед Политехническим музеем, где сейчас лежит камень памяти жертв политических репрессий.
В 50-е годы там был большой блок зданий, в котором располагался магазин грампластинок, где была основная толкучка по продаже записей на «ребрах».
Такое гротесковое совпадение получилось скорее всего не случайно: наверняка, у кого-то из тех, кто определял местоположение Соловецкого камня, осталось где-то в памяти, что вот сюда они ходили покупать первые записи «на ребрах».
Милиция боролась с этим рынком достаточно жестко, и в конце концов этот магазин закрыли,
а на его месте сделали то ли авиакассы, то ли трансагентство.
Потом эти здания вообще снесли, а перед Политехническим музеем разбили сквер.
Раздобыть диски на «ребрах» можно было и на улице Горького, на углу у магазина «Российские вина». Рядом, под вывеской «Фотография»,находился ныне легендарный салон звукозаписи, в котором всем желающим предлагалось записать так называемые «звуковые письма»: наговорить через микрофон короткую поздравительную речь, либо напеть под гитару, аккордеон или пианино какую-нибудь песенку.
Возможно, что именно эти «звуковые письма» и подсказали идею создания дисков «на костях». Музыки было мало, а тот ассортимент ритмов и мелодий,что предлагало государство, устраивал далеко не всех, и тогда нашлись умельцы, которые сообразили, что можно нарезать самодельные грампластинки, используя трофейные станки, вывезенные из Германии в качестве контрибуции и военной добычи.
Винил, из которого государство штамповало грампластинки, и целлулоид, на котором нарезались диски в студиях звукозаписи, были в дефиците,поэтому самодельные пластинки изготовлялись обычно из использованных рентгеновских плёнок, тем более, что их совсем не трудно было раздобыть в больницах.
Порой с этих плёнок даже не смывалась эмульсия, поэтому, посмотрев на свет, меломан видел снимок чьих-то затемнённых легких или сломанной берцовой кости. Отсюда и пошло название самодельных пластинок: диски на «ребрах» или на «костях».
Вот так еще в 40-х годах (по одним воспоминаниями – уже в 1944 году, по другим – сразу же по окончании войны) на «черных рынках» появились диски на «костях».
Что же выпускалось на этих самодельных дисках?
Да, в общем-то, все, что было популярным в те годы: песни Александра Вертинского и Вадима Козина, модные шлягеры Константина Сокольского,танго и фокстроты Оскара Строка и Марка Марьяновского в исполнении Пётра Лещенко.
На «костях» можно было найти и записи певцов-эмигрантов Юрия Морфесси, Владимира Неплюева, Владимира Полякова и Алеши Димитриевича.
Весьма обширным был пласт так называемых «одесских» песен, которые «одесскими» были только по тематике и характерной еврейской мелодике,так как сочинялись они от Бреста до Владивостока.
На «ребрах» были «переизданы» многие записи советской джазовой музыки довоенной поры, в основном – песни молодого Леонида Утесова.
Солдаты, возвращавшиеся с войны, везли в своем багаже трофейные пластинки с записями немецких свинговых оркестров 30-х годов и американские диски с записями джаза и буги-вуги. Эта музыка очень нравилась советской молодежи, но сами пластинки были редкостью и стоили дорого, а потому являлись уделом лишь очень ограниченного круга людей.
Умельцы выискивали пластинки с записями американского джаза, переписывали их и начинали тиражировать на «ребрах».
Так мелодии Гленна Миллера, Бенни Гудмена и Дюка Эллингтона сделались достоянием масс и культовой музыкой наших стиляг.
Рок-н-ролл тоже пришел к нам именно в виде пластинки на «ребрах». Лидер культовой группы 70-х «Рубиновая Атака» Владимир Рацкевич рассказывал, что впервые услышал «Rock around The Clock» Билла Хэйли в 1961 году, когда ему было 11 лет, во дворе, в кампании друзей, живших, как и он, в поселке художников близ стадиона! Динамо»: «Это был запрещенный мир и испорченные друзья,да и сама эта музыка находилась в том же разряде, что и портвейн, сигареты и порнография.
В складчину покупали, значит, бутылку, сигареты, пластиночки. И я прекрасно помню, что первым был Билл Хэйли...»
Сохранились кадры старой кинохроники (хочется верить, что это все-таки хроника, а не постановка, и на кинопленке запечатлены не актеры массовки, а настоящие герои эпохи), на которой «скрытой камерой» сняты особые люди, спекулянты, продававшие диски на «ребрах» из-под полы.
Наметанным взглядом они отмечали в шумной толпе сосредоточенную молодёжь, подходили и заговорщицки шептали: «Эй, чуваки!
У меня для вас есть!» Продавец и покупатель отходили в ближайшую подворотню, где происходил быстрый товарно-денежный обмен, и выбранная пластинка перемещалась из рукава в рукав, блеснув матовым ребром на чёрном фоне. Затем участники сделки, оглядываясь, торопливо расходились.
Изготовителей и продавцов таких пластинок гоняли, сажали, но на смену одним приходили другие.
Музыка на рентгеновских снимках окончательно вышла из потребления только с появлением магнитофонов.
Студия звукозаписи на улице Горького со временем тоже занялась тиражированием магнитофонных записей.
Войдя в дверь и поднявшись на второй этаж студии, можно было оказаться в царстве мечтаний московского меломана: на стенах висели списки имеющихся альбомов, разделённые на две категории - зарубежные и советские. Официальный репертуар, допущенный Министерством культуры, правда, был весьма скромен, но при личном знакомстве с работниками студии можно было записать втихаря практически все, что было душе угодно.
Позднее, в преддверии Московской Олимпиады в Москве появилось еще несколько студий звукозаписи – на Калининском проспекте, недалеко от магазина «Мелодия», в проезде Сапунова (теперь это Ветошный переулок) возле ГУМа и на той же улице Горького,в магазине «Фотолюбитель».
Главная столичная пластиночная толкучка на долгие годы обосновалась в ГУМе, на первом этаже 3-й линии, где находился отдел грампластинок. Каждый день, с утра и почти до закрытия магазина здесь тусовалось несколько сотен меломанов.
В выходные дни их количество удваивалось и утраивалось. Пластинки на виду никто не держал – диски прятали в сумки, портфели и полиэтиленовые пакеты. На вопрос «А что есть у вас?» человек протягивал небольшой кусочек картона, на котором мелким почерком были написаны название группы и годы выпуска пластинки.
Если люди договаривались об обмене, то отходили в сторону, чтобы как следует осмотреть пластинки на предмет деформации и царапин. Обычно уходили в другой отдел или в туалет, но было очень удобно и даже прикольно поставить сумку с пластинками прямо на прилавок грампластиночного отдела. Иногда продавщицы ругались: «Отойдите! Не мешайте работать!».
Но, как правило, они сами с большим интересом поглядывали в сторону чудесной коллекции.
Были люди, которые сидели где-то в машинах – тогда же не было проблем с парковками, - а их подручные ходили по ГУМу со списками и ловили клиентуру.
Обмены бывали очень сложные: например, тройственные, когда люди могли договориться, что один отдает пластинку другому,а другой - третьему. Бывали и какие-то денежные заделы, когда брались деньги, как компенсация за состояние пластинки.
Очень существенным при обмене было то, в какой стране издана пластинка, потому что на «черном рыке» ходило много, например, югославских или итальянских дисков, которые с первого взгляда были очень похожи на оригиналы, но при ближайшем рассмотрении оказывались гораздо хуже по качеству, чем немецкие, американские или голландские диски. Завзятые или, как тогда говорили, «конченные», меломаны обязательно проверяли пластинку на гибкость.
Дело в том, что в конце 70-х годов появились пластинки с облегченной массой, которые гнулись почти пополам, и люди пугались этого, так как боялись кривых дисков.
Но потом выяснилось, что эти пластинки звучали не хуже, чем «тяжелые».
А так, конечно, попадались и деформированные пластинки, которые будто кто-то утюгом гладил, и диски с дырками, которые итальянская и канадская таможни пробивали на конвертах. Обычно такая дырочка, будто компостером сделанная, стояла с краешку конверта, но встречались диски, «погашенные» таможней вместе с винилом.
Характерная примета толкучки в ГУМе – постоянный гомон. И хотя люди на толкучке переговаривались, как правило, полушепотом, бубнеж под гулкими сводами ГУМа стоял непрерывный.
Посещать толкучку было не только интересно, но и очень опасно: того и жди, что милиция нагрянет с облавой и отведет обитателей толкучки в дежурку. Но ГУМ был местом, удобным во всех отношениях, потому что при появлении милиции бежать можно было во всех направлениях. То есть можно было вылететь на улицу - и никто тебя не поймает.
Можно было бежать в сторону туалета и там спрятаться. Можно было вообще отойти к другому прилавку и сделать вид, что ты интересуешься, допустим, спортивными товарами. Главное, чтобы у тебя не было видно пластинок.
Кроме того, стоило где-то вдалеке появиться милицейскому патрулю, как меломаны-спекули тут же начинали выпучивать глаза, что-то шипеть и выкрикивать, а так как акустика в ГУМе хорошая, то народ бывал заранее предупрежден и все сваливали.
«При мне людей «вязали» совершенно спокойно и уводили куда-то, - вспоминал коллекционер и музыкант группы «Братья по Разуму» Гоша Шапошников, более известный, как Гоша Рыжий. – Но ничего такого брутального в этом не было. Как правило, это был ГУМовский патруль.
Милиционеры знали, что возле отдела грампластинок бурлит толкучка, и иногда для порядка туда заходили. Это была своего рода игра.
Поэтому задержанные обычно возвращались из отделения с пластинками. В той милиции не было сегодняшней порочности, они откат на месте не брали, поэтому все зависело от силы духа человека...»
Хуже бывало, если на место толкучки заявлялись хулиганы. Эти и пластинки могли отобрать, и драку устроить.
«Вся хитрость заключалась в том, - рассказывал бывший гитарист групп «Легион» и «Тайм Аут» Сергей Степанов, - чтобы распознать: настоящий ли это ценитель музыки, который пришел поменяться пластинками, или гопник, который хочет отобрать диски.
Как правило, там ходил какой-нибудь мальчишка, который как бы менял диски, а на самом деле служил приманкой, и как только ты с ним куда-то удалялся, чтобы достать пластинки и хорошенько их рассмотреть, тут же появлялись мальчики, которые эти пластинки жаждали у тебя отобрать. Но случалось, что жертва вырывала пластинки и убегала. Погони тогда устраивать было не принято, ведь кругом было много милиции. И если карась ушел - значит, ушел...»
А вот что рассказал поэт Александр Елин: «Все свое детство, начиная с 1974 года, я провел на дисковых толкучках и у меня в квартире отовсюду вылезали катушки и кассеты (катушки в основном) с разной музыкой. И еще у меня была такая привычка, которую на толкучках все знали, что за неизвестную пластинку я готов был дать больше денег или отдать больше других пластинок, чем за известную, потому что все известные у меня уже были.
А кончил я тусоваться на толкучках в 1982 году. В ГУМе тогда ко мне подошли ребята и сказали: «Ну, чего у тебя есть?»
«А у вас чего есть?»
Они говорят: «Мы покупаем!»
«Хорошо!» - говорю.
Мы спокойно отошли за ГУМ. И они говорят: «Ну, доставай!»
Это было зимой. Пластинки лежали у меня в портфеле… Как сейчас помню, что у меня тогда были на руках альбом группы Sparks «Whomp That Sucker» и пластинка Рода Стюарта «Foolish Behaviour»…
Очнулся я со следом ботинка на голове, с разбитым носом и без портфеля, в котором еще и паспорт лежал! Меня стукнули ногой, и когда я отключился, у меня все забрали и убежали! Какие-то подмосковные ребята...
После этого жена перестала меня отпускать на толкучки. Она сказала: «Все! Там тебя убьют!
Находи способы как-то меняться пластинками по-другому!»
Эти три пластинки я очень жалею, я их все очень люблю. «Foolish Behaviour» - очень хорошая пластинка, а «Whomp That Sucker» - просто гениальная пластинка! Вот объявить бы розыск: найдите мне этих пацанов! Ведь где-то эти пластинки живы! Пластинки же никто по-трезвому не выбрасывает!»
Несмотря на регулярные опасные приключения, люди продолжали посещать толкучки, потому что даже самые маленькие удачи вырабатывали много адреналина, а риск и некий аферизм нахождения в ситуации, когда нужно было постоянно оглядываться и озираться, придавало этой игре азарт. Попадая на толкучку, человек оказывался в постоянном поле воздействия угрозы, куда более существенной, чем та, которой подвергались люди, читавшие запрещенную литературу под одеялом с фонариком.
Но в то же время это была настоящая жизнь в чисто биологическом смысле, когда человеку вдруг становилось нужным его тело, а в какой-то момент становилось нужным зрение, осязание, умение ориентироваться в ситуации, в ценовой конъюнктуре.
Здесь человек вдруг превращался в реальное действующее лицо...
«Да, - подтверждает Гоша Шапошников, - этот азарт и жажда иметь ту или иную пластинку часто перевешивали все доводы разума».
Кроме ГУМа были еще толкучки в магазине грампластинок «Рапсодия» на Кировской (Мясницкой),
а также - в магазинах «Мелодия» на проспекте Калинина (Новом Арбате) и Ленинском проспекте. Позже появилась толкучка за городом, по Ленинградскому направлению, близ станции Левобережная.
«Толкучки - это обязательно! – вспоминает Олег Усманов, контрабасист группы «Мистер твистер». – Я ездил на толкучку практически каждое воскресенье. Сначала – в Малино, потом – на станцию станция Левобережная. Менял «Полис» на «Клэш», а тех - на что-нибудь еще...»
«А еще была толкучка на бульваре, - рассказывает Александр Елин, - между Пушкой и Никитскими воротами, напротив МХАТа. Я очень хорошо помню, куда убегали, когда приезжали менты, потому что периодически и я от них бегал. Как правило, менты подъезжали с двух сторон, и все бежали по бульвару, чтобы потом рассыпаться в разные стороны: одни забегали во дворы, кто-то на Пушку бежал...
А самая правильная толкучка была на Октябрьской, но не в «Мелодии», а в метро, в тупике у дальнего конца.
Там кидалова не было, потому что там собирались люди, предварительно созвонившись...»
«Толкучки - это была школа нравственности, честности, достойных отношений между людьми, - считает Гоша Шапошников, - ведь помимо честного обмена там происходило и «адское» кидалово. Там были люди, которые делали рискованные обмены,чтобы всунуть тебе где-то в темном углу запиленную, надушенную духами пластинку. Как только вы договаривались об обмене и передавали диски друг другу, то стремный человек, толкающий пластинку, тут же исчезал.
И ты уже не знал, где этого человека искать, потому что у этих кидал был график движения по Москве: день в ГУМе, день – в «Мелодии» на Калининском, день - в «Мелодии» на Ленинском. А если ты и вычислил этого человека, то он делал вид, что тебя не знает и не понимает, о чем идет речь.
Кроме меломанов, которые с пластинок пылинки сдували, на толкучках бывало много людей, которые пластинки и портвейном заливали, и об пол бросали, и трахались на них.
А ведь совершенно новую пластинку можно уничтожить одним движением. Ну, например, падает девушка на вертушку, иголка под давлением проходит через весь диск – и диска уже нет!
То есть вещь, которая еще недавно стоила половину зарплаты, в результате уже ничего не стоит. Естественно,
были и скандалы, и драки, с этим связанные, и чтобы не разгорался скандал, нужно было либо отдавать деньги,
либо как-то еще корректировать отношения.
В то же время я сталкивался на толкучках и с проявлением настоящей взаимовыручки. Например, на Беговой у
комиссионного магазина помимо обмена пластинок шла серьезная фарцовка: шмотки, жевательная резинка, поп-журналы, чуть-чуть порнографии.... Эта точка утвердилась потому, что там при облаве можно было легко рассеиваться,бежать в разные стороны: под мост, за угол, через дорогу.
Но там брутальность присутствовала, потому что там были очень серьезные облавы, причем, с битьем, с заворачиванием рук.
После того, как милиция забирала людей, на земле оставались лежать разные предметы. Но никакого мародерства там не бывало,потому что люди с сочувствием относились к задержанным милицией. Иногда даже находились люди, которые говорили: «Я этих людей знаю! Я им все передам!» - они и собирали то, что на полу оставалось, и действительно передавали.
А вообще было, конечно, много и страшных, и веселых историй.
В ГУМе, например, была масса людей, которые с одной и той же пластинкой могли ходить по полгода.
У меня был знакомый Коля, огромный, двухметрового роста мужик, который прятал свои длинные волосы под рубашку,и у него была одна-единственная пластинка – Jethro Tull «Living in the Past», с которой он вовсе не хотел расставаться.
Он ходил и показывал всем, что она у него есть, ему что-то предлагали за нее, но он в конце концов отказывался,потому что эта пластинка была ему безмерно дорога.
А еще очень много людей сидело по квартирам. К ним можно было приехать лишь по телефонной договоренности: надо было сказать,что ты от такого или такого, они ответят: «Да, мы такого знаем. Приезжайте!»
После чего назначалось время, ты приезжаешь – и люди предоставляли возможность посмотреть, что у них вообще есть.
Но это были исключительно варианты приобретения за деньги, а не обмена. Однажды я, например, видел абсолютно пустую кухню,где была одна газовая плита – и больше ничего, и эта кухня была по периметру полностью заставлена виниловыми пластинками.
Я провел на этой кухне часа четыре, выбирая диски».
Позже, уже во второй половине 80-х, дисковая толкучка переместилась на «Горбушку», где заработал клуб филофонистов во главе с Борисом Симоновым. Поначалу клуб собирался на улице, перед входом в дом культуры, а потом коллекционерам нашлось место в вестибюле. Это была уже не коммерческая утеха, а действительно поиск новой информации, тем более, что тогда появилось много индепендент-музыки, и к ней относились весьма бережно. Там бывала масса людей, которые сейчас стали известными продюсерами, режиссерами, потому что музыка – это катализатор социальной активности, и именно поэтому она была важна.
Но в Москве существовали не только дисковые толкучки, были также специализированные толкучки,
где можно было купить книги, радиоаппаратуру, модную одежду.
Символично, что книжная толкучка бурлила у памятника первопечатнику Ивану Федорову, в Третьяковском проезде.
Там можно было отыскать всяческие редкости. Когда в Советский Союз завезли первые ксероксы, тут же наладился
рынок ксерокопированных книг. Подпольными тиражами выпускались книги Булгакова и братьев Стругацких, Солженицынаь и Войновича. Выполненные на хорошей бумаге, имевшие солидные переплет, сегодня эти книги являются библиографической редкостью.
Дефицитную одежду в советской столице можно было приобрести на толкучке в женском туалете в Столешниковом переулке.
Недаром на этом самом месте теперь находится модный бутик.
За импортной радиотехникой люди отправлялись в комиссионный магазин на Садово-Кудринской.
Кстати, именно в этом магазине работал герой Андрея Миронова в фильме «Берегись автомобиля».
Там все так и было, как показано в фильме, плюс толкучка спекулянтов около магазина.
Потом «комок» на Садовой закрыли, и толкучка переместилась на Комсомольский проспект, где тоже был комиссионный магазин, правда, поменьше.
Потом толчок и вовсе убрали с глаз долой - на Шаболовку. Там толкучка радиотехники и доживала свои последние дни.
Можно сказать, что толкучки во многом сформировали наше поколение. И многие экономисты, которые рулят сегодня хозяйство России,первые уроки экономики получили именно там, на толкучках.

С сайта: http://inthouse.ru/





------------------------------------------------------------------------

Ленинские Горы.

Да, были времена, о которых без преувеличения, можно слагать былины.
Не забуду, как продвинутый в музыке народ собирался на Ленинских горах с правой стороны от подъёмника-эскалатора. В лучшие времена собиралось человек 200-300. Это обычно происходило субботними вечерами, т.к. в те былинные времена по субботам народ работал, не соблюдая шаббата. (шутка) С утра, те кто соблюдал шаббат, (ещё одна шутка) собирались у магазина грампластинок "МЕЛОДИЯ", что был на Калиниском проспекте, ныне Новый Арбат. Не путайте этот магазин с Мелодией на Ленинском проспекте, который открылся гораздо позже. Справедливости ради надо сказать, что правоверных евреев там было не много. Разве, что "Папа", в миру Валерий Сокол, который хоть и не был евреем в прямом смысле этого слова, любил пожидовствовать, обманывая юных, доверчивых, молодых любителей рок музыки.
Своё прозвище "ПАПА" он и получил за то, что не было такого юнца, который не был бы обманут с особым цинизмом. Это был своего рода ритуал посвящения в"дискоманы", своего рода крещение или обрезание, правда денежного. Мой ныне покойный друг Лёха Гладышев, (мир праху его) при жизни бывший, пожалуй, лучшим экспертом по виниловым пластинкам из всех мне известных, рассказывал об обмене, а скорее обмане между Папой и ним. Предметом обмена была с его стороны пластинка Rolling Stones"Through the Past, Durkly " (Big Hits Vol. 2) , среди коллекционеров именуемой "восьмигранником". За английский оригинал (не оригиналов правда тогда ещё не было) он получил первый диск Santana. Знатоки понимают, что в конце 60-х годов начале 70-х.
Rolling Stones стоил денег, сравнимых с месячной зарплатой, а первую пластинку ни кому не известной группы, вряд ли кто-нибудь купил бы за такие деньги. При этом Папа сделал вид, что отдаёт самое дорогое, что у него есть, говоря, что меняет замечательную музыку на какие-то противные рожи, пытаясь ещё взять рубля три доплаты, "добивки", как её тогда называли. Лёха был тогда ещё в нежном возрасте и таких денег не имел. На плластинку Rolling Stones он копил чуть ли ни год, а что бы добить три рубля ему нужно было экономить на детских завтраках довольно долго. Папа сразу врубился, что сделка может не состояться и попеняв ещё раз на противные рожи Rolling Stones милостиво согласился. Через неделю, осознав, что его лишили невинности Леха набрался смелости и подошёл к авторитету за разъяснениями и конечно же получил их. Из разъяснений он понял, что нужно возвести в куб время которое понадобиться, что бы избавиться от Сантаны и найти лоха ещё глупее. Первый урок был выучен на отлично и не прошло и месяца, как лох нашёлся, обменяв Сантану на Beatles "Abbey Road".
Так вот, в субботу с утра прогрессивное человечество собиралось у единственного на то время магазина Мелодия, а после обеда, где-то часа в два, "брали тачку" такси на четверых по 25 копеек и отправлялись с шиком на "Ленгоры".
Я, можно сказать, застал подъём и падение сходняков на Ленинских горах.

P.S.
Когда Папа прочитал эти записи, он был крайне возмущён. Он сказал, что это всё было не так и он мне докажет, что я не прав и зря на него наговариваю. Вот его объяснения в писменном виде. Так как этот ответ адресован мне, я думаю в праве его опубликовать.

".......я залез в свои анналы, которые веду аж с 71 года нашёл этот обмен, который произошёл в конце марта 73 года и вот что я там накопал Р.С. были не английские а немецкие отсюда ни а каком "восьмиграннике базара быть не может, отдал я Сантану не первую а вторую, которая называлась "абраксас" и на ней была блэк маджик воман", вещь которая даже если бы Джагер со своим Ричардом очень постарались ни в жисть не написали и не исполнили, а показывать язык могут и первоклассники любой школы дураков, правда стоит ради справедливости заметить что "энжи" по-моему с диска "стики финджерс" отличается от всей той крикотни, которую исповедовали камни. на всех своих дисках. , и наконец если бы это было фуфло ни один здравомыслящий человек за неё эбби роуд битлов не отдал, и не надо гнать пургу о том что всё это благодаря моей школе. Я не делаю вид что обмен был равнозначный. Конечно же нет. Сантана была индийская. Немецкие Р.С. всегда лучше чем индийская Сантана. Вообще при обмене страна изготовления имела огромное значение. Вот примерная иерархия стран изготовителей винила. 1-2 места поровну англия, штаты.3 место Германия, далее идут франция, италия и прочие страны западной Европы, и замыкает этот паровоз страны Южной Америки, индия и югославия, диски которых иногда продавались в первопрестольной."
Я привожу здесь всё, как было написано автором. Все обороты и орфография на его совести.