Образование СССР.

Про бомбу замедленного действия (о чём говорил Путин.)

Владимир Меженков написал 15 марта 2012, 12:58

Кто бы и как ни относился к СССР, но это веха не только в многовековой истории нашей страны, но и в жизни большинства жителей современной России - представителей старшего и среднего поколений.
30 декабря 2012 г. исполнится 90 лет со дня образования Союза Советских Социалистических Республик.
Не сомневаюсь, что многие гайдпарковцы откликнутся на эту дату. Хочу это загодя сделать и я.
Что мы знаем об этом событии сегодня? В Интернете образованию СССР размещена масса однотипных статей. Чтобы не отсылать читателей к этим статьям, приведу фрагмент одной из них:
"Национальный вопрос в стране, где более половины населения - "инородцы", всегда стоял особенно остро. Большевикам нужна была поддержка национальных окраин для удержания власти и расширения "мировой революции". Незадолго до Октябрьского переворота В. И. Ленин сформулировал принцип федерации свободных республик, который, в отличие от непопулярного в национальной среде тезиса белых о "единой и неделимой России", оказался более предпочтительным для национальных меньшинств.
В декабре 1917 г. советское правительство признало государственную независимость Финляндии, в августе 1918 г. стала суверенной Польша. Судьбу остальных наций и народностей России большевики решали, исходя из идеи сохранения бывшей империи - сильной, централизованной и единой.
С 1918 по 1922 гг. компактно проживавшие в окружении вликорусских земель народы получили статус либо автономной республики (Татарская, Башкирская, Дагестанская и др.), либо автономной области (Калмыцкая, Марийская, Чувашская и др.).
На территори бывшей империи существовали суверенные советские республики, формально не зависящие от Москвы: Украинская, Белорусская, Азекрбайджанская, Армянская, Грузинская (три последних образовали Закавказскую Федерацию).
В годы Гражданской войны сложился военно-политических союз суверенных республик, а позже - дипломатический. Процесс объединения республик вступал в завершающую стадию.
В самой партии не было единства в отношении принципов построения многонационального государства. И. В. Сталин предложил "план автономизации", т.е. вхождение советских республик в РСФСР на правах автономных. В. И. Ленин, считая этот план несвоевременным и ошибочным, настаивал на союзе равноправных государств с правом каждой республики свободно выйти из него..."
Вот, собственно, и всё. Ни слова здесь ни прибавить, ни убавить.
И все-таки от прочтения этого фрагмента (типичного, повторюсь, с другими статьями на тему образования СССР), остается ощущение недосказанности, какой-то неполноты информации. Меня лично занимает вопрос: а не была ли заложена в самом принципе образования СССР некая мина замедленного действия, которая рванула в декабре 1991 г. подписанием лидерами России, Украины и Белоруссии Беловежских соглашений, покончивших с Советским Союзом?
Попробуем разобраться.
В декабре 1917 г., как справедливо сказано в приведенном фрагменте, советское правительство признало независимость Финляндии.
С чего бы это вдруг? И почему именно Финляндии, как 18-ю месяцами позже Польши? Разве в состав Российской империи входили только эти две страны? Ответ кроется в событии полувековой давности.
В сентябре 1863 г., когда в России никто и слыхом не слыхивал ни о каком парламенте или Государственной думе, в Гельсингфорсе (Хельсинки) начал работу Сейм Финляндии. На открытие Сейма прибыл Александр II, который обратился к депутатам на французском языке (финны не знали русского языка, а Александр II не знал финского). Свою речь он закончил словами: «Вам известны мои чувства; вы знаете, как я желаю счастья и благоденствия народов, вверенных моему попечению. С моей стороны ничего не было сделано такого, что могло бы нарушить согласие, которое должно существовать между государем и народом. Желаю, чтобы это согласие служило и впредь залогом благоприятных отношений между мною и честным, верным народом финляндским. Оно будет могущественно содействовать благосостоянию края, столь близкого моему сердцу, и послужит для меня новым побуждением к тому, чтобы созывать вас и впредь в определенные сроки. Вам, представителям Великого княжества, предстоит доказать достоинством, умеренностью и спокойствием в прениях, что в руках народа мудрого, готового действовать заодно с государем своим в практическом смысле, - либеральные учреждение не только не опасны, но составляют залог порядка и благоденствия».
Никогда ничего и отдаленно похожего русские люди не слышали из уст своих самодержцев относительно себя! Неудивительно, что военный министр Дмитрий Алексеевич Милютин, сопровождавший Александра II, в целом доброжелательно отозвавшись о Финляндии и финнах, все же заметил: «Должно признаться, что мы все-таки чувствовали себя в Финляндии, как в иностранном государстве».
Во всей мировой истории не было случая, когда бы в колониях создавались представительные органы власти, отсутствующие в метрополии, а высшие представители империи чувствовали себя на подвластных им территориях «как в иностранном государстве». В этом отношении предоставление в 1917 г. Финляндии независимости было со стороны советского правительства не более, чем признанием сложившейся в царской России реальности.
Сказанное, разумеется, не означает, что Ленин был готов «раскроить» Россию на «независимые лоскуты», как это сделает 75 лет спустя Ельцин, заявив руководителям российских автономий: «Берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить».
Ленин верил в близкую победу мировой революции, которая объединит если не все, то на первых порах самые развитые страны Европы и Америки, и делал все от него зависящее, чтобы пример революции в России стал для этих стран максимально привлекательным. Сталин предложил свою модель: Россия становится объединительным центром, который собирает вокруг себя на правах автономий все остальные государства.
Ленину претила идея автономий, - в то время он находился на позициях марксизма, отвергающего всякое государство как орган насилия, а любой центр, вокруг которого, по мысли Сталина, должны объединяться автономии, по самой сути своей неизбежно превращается в централизованное государство. В этом отношении и «Декларация прав народов России», и обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» представлялись Ленину не столько кардинальным решением главного вопроса, сколько полумерами, отодвигающими мировую революцию на неопределенно далекое время.
Решение пришло неожиданно со стороны: в том же декабре 1917 г. в Харькове состоялся Первый Всеукраинский съезд Советов, провозгласивший Украину советской республикой. Следом за Украиной объявили себя советскими республиками Белоруссия, Эстония, неоккупированная немцами часть Латвии, Крым, Молдавия, город Баку, национальные районы Поволжья, Туркестан, большая часть Казахстана… Чтобы придать этому стихийному процессу советизации целенаправленный характер, Ленин направил на места своих соратников из числа «старой партийной гвардии»: Федора Сергеева (Артёма), Григория Петровского, Николая Скрыпника, Власа Чубаря и Александра Шлихтера на Украину, Мешади Азизбекова в Азербайджан, Александра Мясникова (Мясникяна) и Степана Шаумяна в Армению, Прокофия Джапаридзе (Алёшу), Филиппа Махарадзе, Григория Орджоникидзе (Серго) и Михаила (Миха) Цхакая в Грузию, Петра Стручку в Латвию, Винцаса Мицуявичюса-Капскауса в Литву, Алиби Джангильдина в Казахстан, Виктора Кингисеппа в Эстонию, Уллубия Буйнакского в Дагестан…
5 января 1918 г. в Петрограде началась работа избранного в ноябре 1917 - начале январе 1918 гг. (уже после Октябрьской революции). Учредительного собрания. ВЦИК предложил ему принять написанную Лениным «Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа». По форме эта Декларация походила на французскую «Декларацию прав человека и гражданина» 1789 г. с ее лозунгом свободы, равенства и братства, но по сути шла дальше и ставила ближайшей целью уничтожение эксплуатации человеком человека, построение социализма и ликвидацию классов.
Учредительное собрание отказалось даже обсудить ленинскую Декларацию, и ВЦИК уже 6 января, спустя сутки со времени созыва, распустил Учредительное собрание. Вместо него Декларацию принял открывшийся 10 января 1918 г. Третий съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, к которому присоединился Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов.
Так в январе 1918 г. возникло новое государственное образование – Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (РСФСР). В состав РСФСР вошли нынешние национальные республики и округа России, а также Туркестан. Параллельно возникла Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика (ЗСФСР), объединившая Азербайджан, Армению и Грузию.
Не получила статуса ни республики, ни даже автономии одна лишь Россия. О самой многочисленной нации страны – русских попросту забыли.
Процесс образования автономий, а затем самостоятельных союзных республик не был одномоментным, - он растянулся на годы и десятилетия. С окончанием Гражданской войны и крушением надежд на скорую мировую революцию встал вопрос о более тесном государственном образовании, которое было бы в состоянии максимально полно удовлетворить все многообразие различных по национальному составу автономий и республик (опять же кроме русских). И вот тут-то дали о себе знать национальные амбиции, которые Ленин, несмотря на ухудшившееся состояние здоровья, поспешил погасить.
Сегодня может показаться странным, что не русский Ленин, а грузин Сталин первым осознал опасность, какую таят в себе национальные амбиции, которые он в свойственной ему прямолинейной манере назвал «социал-национализмом».
Амбиции эти проистекали из в общем-то банальной причины – материальной. Национальные лидеры рассуждали просто: у нас-де самая богатая история, наш вклад в становление России самый выдающийся, а так как мы пострадали от царизма больше всех, то мы и должны получить самую большую долю компенсации.
Состоявшийся в марте 1921 г. Х съезд РКП (б) подтвердил обоснованность таких амбиций. В «Истории Коммунистической партии Советского Союза», вышедшей несколькими массовыми тиражами в годы советской власти, читаем: «Х съезд принял постановление о ликвидации фактического неравенства народов. Их правовое неравенство было ликвидировано в первые дни Советской власти. Для ликвидации же фактического неравенства необходимо было в первую очередь создать в национальных районах промышленность. Это требовало немало времени и усилий пролетариата, усилий передовых народов страны, их бескорыстной помощи отставшим братским народам. Съезд признал необходимым помочь им развить и укрепить у себя советскую государственность, действующие на родном языке органы власти и управления хозяйством, суд, прессу, школу, театр и т.д., ускорить подготовку национальных кадров». На съезде говорилось и о необходимости сплочения советских республик, поскольку общие интересы – экономические, политические и оборонные – «повелительно диктуют государственный союз отдельных Советских республик, как единственный путь спасения от империалистической кабалы и национального гнета».
Какие конкретные формы примет будущий «государственный союз отдельных Советских республик», никто толком не знал, как не знал толком и того, что следует понимать под «национальным гнетом».
Сталин по-прежнему настаивал на проведении в жизнь принципа автономий, как объединение равных с равными. Ленину была ближе модель государственного устройства по принципу империй: сильная центральная политическая власть с густой сетью окраин, заселенных по преимуществу нерусскими народами, - такая модель государства могла вызвать симпатии других стран, находившихся не только в политической, но и экономической зависимости от развитых государств-метрополий. «Сейчас главное свое воздействие на международную революцию, - писал Ленин, - мы оказываем своей хозяйственной политикой. На это поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу – и тогда мы выиграем в международном масштабе наверняка и окончательно».
Однако чем реальнее становилась перспектива создания нового государственного образования - Союза, тем откровенней проявлялись амбиции национальных лидеров.
Первой взбунтовалась Грузия. Лидер грузинских коммунистов Петр Мдивани заявил, что Грузия согласна войти в новый Союз прямо и непосредственно, а не через ЗСФСР. Орджоникидзе, возглавлявший Закавказский краевой комитет РКП (б), ответил, что никаких поблажек Мдивани и его группе делать не намерен и что Грузия войдет в состав Союза только через Закавказскую Федерацию как равная среди равных. Возникла ссора. Кто-то в пылу полемики оскорбил Орджоникидзе. Тот, не утруждая себя аргументами, избил обидчика. Мдивани спешно созвал ЦК КП Грузии и составил коллективную жалобу на Орджоникидзе, которую тут же направил телеграфом в Москву. Ленин немедленно снарядил в Грузию комиссию во главе с Дзержинским, чтобы та на месте разобралась в существе конфликта и погасила его.
12 декабря 1922 г. Дзержинский вернулся в Москву и сразу направился в подмосковные Горки, откуда Ленин из-за обострившейся болезни уже не выезжал. Выслушав Дзержинского, Ленин обвинил во всем Сталина, как генерального секретаря ЦК партии, и Орджоникидзе с Дзержинским, поскольку те, вместо того, чтобы бороться с «великодержавным шовинизмом» как партийные руководители «ранее господствующей нации», не проявили должной гибкости (Ленина не смутило то обстоятельство, что двое из партийных руководителей «ранее господствующей нации» - Сталин и Орджоникидзе были грузинами, а третий - Дзержинский поляком).
30 декабря 1922 г. в Москве, в переполненном Большом театре, Украина, Белоруссия, Федерация Закавказских республик и РСФСР подписали договор о создании Союза Советских Социалистических Республик – СССР. Зал взорвался аплодисментами. На карте мира появилось новое государство.
В тот же день Ленин, которому врачи предписали постельный режим, диктовал своему секретарю Лидии Фотиевой: «…Из того, что сообщил Дзержинский, я мог вынести только самые большие опасения. Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог зарваться до применения физического насилия, то можно себе представить, в какое болото мы слетели. Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна…»
Говорить Ленину было трудно. Жар стеснял дыхание. Мысли наслаивались одна на другую. Чувства, одно горестнее другого, мешали сосредоточиться на главном. Он продолжал:
«Говорят, что требовалось единство аппарата. Но откуда исходили эти уверения? Не от того ли самого российского аппарата, который заимствован нами от царизма и только чуть-чуть подмазан советским мирром?..»
Перечитывая сегодня работу Ленина «К вопросу о национальностях или об “автономизации”», ловишь себя на мысли, что вождь революции остро переживал вынужденный отход от марксизма, что создать новый государственный аппарат на месте старого, разрушенного, ему, по сути дела, не удалось, а замена прежних министерств на народные комиссариаты (наркоматы, возникшие еще при Временном правительстве) не изменила природы власти, и власть эта пучилась на глазах, все более и более разрасталась и оттого становилась все менее эффективной.
Он продолжал диктовать:
«Несомненно, что следовало бы подождать с этой затеей (т.е. с созданием нового государства. - В. М.) до тех пор, пока мы могли бы сказать, что ручаемся за свой аппарат, как за свой. А сейчас мы должны по совести сказать обратное, что мы называем своим аппаратом, который на самом деле еще чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину, переделать которую в пять лет при отсутствии помощи от других стран и при преобладании “занятий” военных и борьбы с голодом не было никакой возможности…»
Ленин все более распалялся и распалил себя до такой степени, что почувствовал необходимость срочно найти виновника всех бед, обрушившихся на страну и на него лично. Но так как с очевидными врагами было покончено в ходе Гражданской войны и иностранной военной интервенции, Ленин ткнул пальцем наугад и – угодил в русский народ.
«При таких условиях очень естественно, - продолжал он, - что “свобода выхода из союза”, которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом мире шовинистической великорусской швали, как муха в молоке…»
Выплеснув накопившийся гнев, Ленин успокоился, попытался представить себе, как именно выглядит «великоросс-шовинист», «подлец и насильник», явленный в «типичном русском бюрократе», и перед его мысленным взором вырисовались сразу три образа, - все те же Сталин, Дзержинский, Орджоникидзе:
«Я думаю, что тут сыграли свою роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого “социал-национализма”. Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль.
Я боюсь также, что тов. Дзержинский, который ездил на Кавказ рассматривать дело о “преступлении” этих “социал-националов”, отличился тут тоже только своим истинно русским настроением (известно, что обрусевшие инородцы часто пересаливают по части истинно русского настроения) и что беспристрастие всей его комиссии достаточно характеризуется рукоприкладством Орджоникидзе…»
На следующий день, 31 декабря, когда Москва, а вместе с Москвой вся страна ликовали по поводу создания СССР, Ленин вернулся к тому, о чем говорил накануне, чтобы расставить точки над всеми «i»:
«…Никуда не годится абстрактная постановка вопроса о национализме вообще. Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетаемой, национализм большой нации и национализм нации маленькой…
Поэтому интернационализм со стороны угнетающей или так называемой “великой” нации (хотя великой только своими насилиями, великой только тем, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически.
…Нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством “великодержавной” нации».
Невероятно, но Ленин не понимал, что недопустима самая постановка вопроса о "национализме большой, "великодержавной" нации" и "национализме нации маленькой". Любой национализм отвратителен, будь то национализм русский, татарский, грузинский, еврейский, какой угодно еще. Именно национализм, а не экономические и политические промахи и грубейшие ошибки руководства КПСС, сыграли роль спускового крючка "контрольного выстрела в голову" СССР, покончившего с ним в декабре 1991 г. как с единым государством.
Обвинив «великодержавную» нацию – русских – во всех смертных грехах, больше к русскому вопросу Ленин не вернется, а через год с небольшим его не станет. Но главная его мысль, - мысль о том, что русские должны «возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к инородцу то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством “великодержавной” нации», - не только была подхвачена его ближашими соратниками, но и доведена до абсурда.
К несомненно абсурдному я отношу требование наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского, с которым он обратился к академикам в 1925 году, когда в стране отмечался 200-летний юбилей Академии наук. Это обращение содержало требование «скорейшей отмены русского языка» и замены его неким универсальным «языком мирового пролетариата»: «Давно уже пора осветить один из самых настоятельных и неотложных вопросов нашей современности: вопрос о единстве мирового письма и единстве мирового языка».
К Ленину и его соратникам с полным основанием можно отнести слова Руссо, которыми тот охарактеризовал деятельность Петра I: «Он хотел сразу создать немцев, англичан, тогда как следовало, прежде всего, создавать русских…»
С этой важнейшей задачей ни вождь революции, ни его соратники не справились. Более того, поставив русских в неравное положение с другими нациями, они заложили под Советский Союз бомбу замедленного действия, которая взорвалась в 1991 году серией Деклараций союзных и автономных республик о государственном суверенитете с последующей отменой русского языка в бывших союзных республиках, который если кто еще и помнит сегодня, так это только сами русские, оказавшиеся «за рубежом», не покидая своего отечества, да старики и старухи из числа местных жителей, чья жизнь протекала в СССР.