Джон Леннон: Bсё без утайки.

Итак, сон окончен, «Битлз» развалились, и сейчас ты не имеешь ничего общего с Полом Маккартни. Ну и как самочувствие?
— Не всё ещё подошло к концу. Судебные дела могут растянуться на годы. Кроме того, думаю, каждый раз, как я сделаю пластинку, ее будут соотносить с пластинками Пола.

Это тебя беспокоит?
— Конечно. В чем вся ерунда? Точно так же меня можно сравнивать с “Grand Funk”[1] или кем угодно.

Но тебе ведь не раз придется вспомнить о том, как битловские дела шли в прошлом...
— Конечно, ведь что в итоге вышло: с компанией “Nothern Songs” мы разделались, навсегда уступив ей права на половину наших песен. Мы их потеряли, а Лью Грэйд прибрал к рукам. Это случилось по причине скверного менеджмента. У нас не стало компании, её профукал Эпстайн. Кто нажился на этом? Только не мы. Мы ошибались в Брайане, он для нас был специалистам (ну как же, у него же был свой магазин), но ведь если у человека есть свой магазин, он должен разбираться в бизнесе.

Люди считают, что именно Эпстайн удерживал вас вместе как «Битлз». Значит что-то развалило вас еще до его смерти, после того, как вы перестали выступать с концертами?
— Да, когда все это кончилось, возникло какое-то охлаждение. Нам что, нужно было обедать вместе? Никто из нас не хотел заниматься чисто формальным поддерживанием отношений.

Почему же формальных отношений?
— Да потому, что, когда ты долго не видишь человека, он отдаляется, и нужно снова привыкать друг к другу.

Коснёмся распада группы и размолвки между тобой и Полом. Считается, что всё произошло из-за ваших женщин. Вы что же, из-за этого и разошлись?

— Да нет. Всё произошло из-за того, кто будет нашим менеджером: Аллен Клейн или Истмены, хотя трещина пошла ещё с «Сержанта».

Полу никогда не нравился «Белый альбом». Просто потому, что там и я, и он, и Джордж — каждый делал свою музыку. Ещё ему не нравилось, что у Джорджа там получилось много своих вещей, а Полу хотелось, чтобы больше было групповой работы, что в итоге означало бы больше песен Пола. Я же считаю “White Album” лучшим из всех наших работ, включая «Сержанта». Миф «Сержанта» оказался покруче, но по музыке он, на мой взгляд, слабeе. «Белый» мне нравится целиком. Давно его не слышал, но знаю, что на нём много отличных песен.

Короче говоря, дело шло к концу еще до появления Йоко и Линды?
— Еще до этого. Это все вышло из-за той ливерпульской клики, с которой мы работали, из-за всех, кто работал на нас, начиная еще с Ливерпуля. Так что единство группы сошло на нет еще до появления Йоко. Мы просто стали каждый сам по себе, каждый в своем вакууме.

Вы довольно долго общались с Линдой.
— Мы все были с ней в хороших отношениях.

Когда ты ее встретил впервые?
— Как раз сразу же после пресс-конференции на презентации компании “Apple” в Америке. Мы ехали в аэропорт, а она оказалась в одной машине с нами. Она не показалась мне такой уж привлекательной. Я удивился: чего ради Пол посадил ее в машину... Но она сидела в машине, фотографировала. А буквально через минуту — раз, и вышла за Пола замуж.

Йоко:Она совсем не того типа женщин, которые не признают других женщин. Она хорошо воспитана, как и ее брат Джон. Она просто привлекательна, хотя как женщина не бросается сразу же в глаза, потому что не кокетничает. Мы были в хороших отношениях, пока не нарисовался Клейн. Тогда она заявила: «Какого черта вы тянете Клейна?» Она говорила про него всякую чушь, а я его защищала каждый раз. Так что с тех пор она со мной не разговаривает.

Йоко, вас не было там, когда Джон с ней встретился впервые?
— Нет. В первый раз я увидела ее в студии. Вы знаете, когда Битлз записывались, очень мало кто был при этом, особенно женщины. И конечно, когда она вошла в комнату, я обратила на нее внимание. Почти сразу же она дала мне понять, что ее интересует только Пол, а не Джон. И я подумала: «Что же, славно».

Я думаю, что она была доброжелательна ко мне потому, что Пол и Джон были близки — значит и мы должны быть ближе друг к другу. Линда для нас готовила. Это были славные обеды вместе. Она была в положении тогда, и ей было трудно готовить: сильный токсикоз и тому подобное, но она это делала, и это было приятно.

Йоко, ты думаешь, что Линда — хороший фотограф?
— Я никогда не судила, даже не думала о ней с этой точки зрения. Да я и снимков ее почти не видела.

Джон:Мы слышали разговоры о том, что она пыталась пробиться в различные журналы типа Ramparts, Life, но ее туда не приняли, потому что не сочли хорошим фотографом...

Йоко:Не очень честно было бы у меня спрашивать об этом, потому что я к деятелям искусства отношусь очень предвзято. Очень немногих из них я признаю артистом. Так что было бы не совсем верным сказать, что я обожаю его или ее творчество.

Как к вам относился Пол, когда вы узнали его поближе и события начали развиваться?
Джон: Пол был достаточно вежлив, он подходил и говорил: «Почему бы тебе не отодвинуться немного назад?» А вообще-то точно не знаю, это происходило у меня за спиной.

Йоко:И я не возражала ни словом. Я не агрессивна. Я просто сидела рядом с Джоном. Это для меня просто было фактом.

И мы настаивали на этом, просто говорили: «Это всего лишь потому, что мы хотим быть вместе». И я была там всегда. Линда даже говорила, что ей очень нравится, что мы так близки.

Итак, Джон, вы с Полом были величайшим авторским дуэтом своего поколения. И вот все рухнуло. Но до этого когда-нибудь у вас с ним были разногласия, или было такое время, когда вы были одним целым?
— Да, мы оба хотели, чтобы у нас были матери — да и есть ли такие люди, которые не хотели бы этого? Он потерял мать. Я тоже. Это не сделало нас женственными, но нам всегда была нужна мамочка, потому что этого не хватало.

Кроме того, более или менее, Пол всегда стремился к семейной жизни. Ему нравилось быть с отцом и братом — но это не заменяло мать. А отец был всем.

Простой пример: он никогда не шел против отцовской воли, если тот не хотел, чтобы Пол носил джинсы в обтяжку. Его папаша всегда у меня за спиной пытался вытолкать меня из группы, как я обнаружил позднее. Он говорил Джорджу, например: «Постригись нормально и надень брюки пошире». Я был постарше, и, по его мнению, всё зло шло от меня. Я всегда говорил Полу: «Да что ты все время головой киваешь, скажи, чтобы он отвязался. Не ударит же он тебя. Это ты можешь ему врезать (смеется), он же старик». Я говорил: «Не бери ты все это в голову». Это, наверное, потому, что меня растили женщины, была такая разница между нами. Я никогда не позволил бы своему старику так со мной обращаться. А отец Пола обращался с ним, как с ребенком, говоря ему, как стричься, что носить и в 17 и 18 лет.

Пол был послушным папиным сыном. Однажды отец сказал ему устроиться на постоянную работу, так он послал группу к черту и начал работать на каком-то грузовике, заявив: «Мне нужна стабильная карьера». Мы не могли поверить. Я сказал ему, мне потом напомнила это тетя Мими, когда он позвонил и объявил насчет своей работы и невозможности прийти на репетицию, что «или ты там будешь — или отваливай к чертям». Так что у него была возможность выбора между мной и папочкой, и в конце концов он выбрал меня. Но к этому он шел долго.

Так что его всегда тянуло к семейной жизни. Если бы Джейн (Эшер) стала заниматься своей карьерой, как она и поступила, семьи у него не было бы. Все другие девчонки были просто «группиз». С Линдой у него получилась не только нормальная семья: она всегда знала, что ему нужно, и делала это, помогала ему. Нормальная семейная жизнь, какой он и живет сейчас в Шотландии. Он говорил мне, что разлюбил английские города. Вот так то.

Так ты думаешь, что с Линдой он получил всё, что хотел?
— Думаю, так. Да, это так... Но не совсем. Я никогда не знал, чего Пол хочет от женщин, потому что и о себе этого не знал. Ну, я знал, что меня интересуют прежде всего интеллигентные или артистичные женщины, так вот примерно. Но никогда ведь не скажешь «Вот она!», пока не встретишь именно ту, о которой мечтаешь. Так что я был очень удивлен, когда он предпочел всем Линду. Я не удивился бы, если бы он женился на Джейн Эшер, поскольку у них был долгий и традиционный роман. Но с Линдой все вышло так внезапно: Бу-ум! Она появилась и всё закончилось.

Пол расстался с Джейн не потому ли, что после многих лет близких отношений она заговорила о браке?
— Не знаю. Мы никогда не обсуждали подобные вещи. Никогда не лезли с этим друг к другу.

Почему вы отказались участвовать в концерте для Бангладеш в Madison Square Garden вместе с Джорджем и Ринго? Причина, очевидно, была серьезной?
— Аллен Клейн вызвал меня по срочному делу в Англию, так что я просто не мог там быть. Кроме того, еще за неделю до концерта я сказал Джорджу, что не буду выступать. Мне не хотелось опять начинать репетиции и гнать шоу-турне. Мы тогда были на Виргинских островах, и мне просто неохота было лететь в Нью-Йорк сыгрываться, потом возвращаться обратно, потом снова лететь выступать. Не думаю, что от моего участия в концерте на него пришло бы больше народу. У меня достаточно денег помимо пластинок, и мне не хотелось гнать по паре шоу за вечер.

А что ты думаешь об этом концерте вообще?
— Я не видел его, имею в виду — не видел даже фильма. Вроде бы он прошел успешно. Газетчики назвали его великолепным, вроде бы даже устроители получили кучу денег. Знакомые говорили мне, что все прошло очень хорошо. Меня как-то это не занимает.

Вот ты сказал, тебя не тянет делать пару шоу за вечер. Это не значит, что Джон Леннон вообще решил завязать с концертами?
— Ну нет. Я хочу сделать большое шоу...

...Вместе с Йоко. Видите ли, после концерта Джорджу пришла идея — я знаю об этом, правда, только со слов Клейна — устроить большое турне, в котором давать один концерт за деньги, а другой — бесплатный в каждом городе. Я решил, что это то, что нужно. Я подумал: «Я не хочу зарабатывать больше денег, у меня их хватает и без пластинок. Не хочу, чтобы это назвали большим турне «Эппл/Битлз». Что мне не понравилось в концерте для Бангладеш, это то, что говорилось: «Играют Битлз». Хотя ребята там и играли, но это же были совсем не Битлз. Я решил, если поеду, то — сам по себе и со своими ребятами.

И кого бы ты взял с собой в такое турне?
— Хотелось бы Джима Келтнера, Клауса Вурмана, Йоко и Эрика Клэптона, если я вытащу его из дома. И может быть, собравшись вместе, мы пригласили бы кого-нибудь с саксофоном или вроде того. Мы даже могли бы играть на деревенских площадях или в ночных клубах.

Не было сожаления после отказа от концерта?
— Какое-то было. Того плана, что можно было сделать его еще круче. Сначала я думал: «Я должен быть там. Знаете, вместе с Диланом, Леоном (Расселом)[2]»... Им нужен был рокер, и многие мне говорили: «Ты просто обязан там быть, Джон». Я имею в виду, что Леон классный рокер, но я бы утяжелил компанию. Но я рад, что все-таки не поехал — не хотел, чтобы говорили о выступлении Битлз. А с Ринго и Джорджем это было бы неизбежно — послушайте хотя бы, как Ринго поет “It Don't Come Easy”. Так что я сделал то, что и сделал. Я не хотел играть “My Sweet Lord”. Я делаю то, что хочу, так что взял и слинял. Вот и причина для конфликта с Джорджем.

Можно ли считать твоё высказывание о Джиме Келтнере на барабанах для работы в турне твоим мнением о Ринго как барабанщике?
— О, нет. Я люблю, как он стучит. Думаю, что Келтнер лучше по технике, но Ринго остается одним из лучших барабанщиков в роке.

Джон, пару раз ты упомянул, что имеешь достаточно денег помимо записи пластинок, но не так давно ты говорил, что вовсе не так богат, как о тебе думают другие. Наконец-то у тебя есть деньги?
— Да, у меня впервые, пожалуй, появились деньги. Достаточные для того, чтобы делать то, что хочу. Я стал богатым из-за своей нерешительности. Я не мог решиться отказаться от того, что причиталось. Я сам с собой боролся: мне их не нужно тогда было, а не мог их никак выбросить. Они просто мне были нужны для защиты от того, чего я боюсь. Думаю, это Аллен Клейн является виной тому, что я стал более решительным. Он виноват, что мне пришлось действовать самому.

Имеешь в виду бесплатное турне?
— Да, не думаю, что смогу давать концерты и загребать кучу денег. Во-первых, что я с ними буду делать? Во-вторых, как я в глаза людям буду смотреть? Почему они должны платить? У меня есть все, что мне нужно. Если все это обломится, тогда я отправлюсь зарабатывать деньги по-новой. Но сегодня мне стыдно заявлять: «Я стою миллион, когда пою. И вам это будет стоить столько же, если я буду петь для вас». Я буду выступать просто потому, что хочу этого. Хочу заниматься политикой, радикализировать людей — и тому подобное. Я чувствую, что вполне уже готов отправиться в путь. С Йоко, делать политическое рок-шоу, мобильное, политическое рок-н-ролльное Плэстик Оно Бэнд-Шоу... И не только на сцене, но и в фойе, в зале, прямо на улице.

Когда говоришь «политическое», что имеешь конкретно в виду?
— Я так говорю, потому что все, что я делаю — политика. Я бы взял с собой таких людей, которые умеют говорить с ребятами, где бы это ни происходило. И даже с «Пантерами», «Минитменами». Пусть бы те выпустили весь свой запал.

Ты хочешь беспорядков в любом городе?
— Нет, я не хочу создавать беспорядки или побоища в каждом городе, просто слегка окрасить атмосферу в красный цвет.

И это будут большие концерты?
— Не знаю, право, мне как-то все равно. Знаете, что я придумал — я вроде бы говорил раньше об этом? — когда Пол отправится в турне, хотелось бы мне в том же самом городе устроить где-нибудь рядышком бесплатный концерт! А он запросил бы миллион, чтобы на него посмотреть. Вот было бы забавно! И конечно, он бы подумал, что я поехал в турне только потому, что он решил это сделать тоже. После концерта для Бангладеш это было бы неудивительно.

Как известно, у вас регулярно просят деньги разные подпольные или левые организации. И вы всегда даете?
— «Андерграунду» — всегда, поскольку сам имел к нему много лет отношение. И если кому-то там нужны деньги, я одалживаю их или вкладываю в это дело, если чувствую его важность. Как правило, каждые дня два у меня просят тысяч по пять фунтов, и я обычно даю, потому что это те, кому я хочу помочь. Так что я пытаюсь создать что-то вроде маленького фонда на сборы от концертов. Джордж хотел к нам присоединиться, но мы предпочли остаться сами по себе, потому что он мог захотеть субсидировать «Харе Кришна», а я этого не хочу.



ПРИМЕЧАНИЕ 1. НАСЧЁТ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ ДЖОНА
В журнале «Забриски Райдер» №10 я прочитал статью Никиты Львова, изложенную здесь в некотором сокращении.

...Леннон в течение многих лет поддерживал бойцов Ирландской республиканской армии (далее — ИРА), переводя деньги прямо с собственных банковских счетов. Конечно, это трудно однозначно доказать или опровергнуть. Нужно только знать две вещи: кто такой Джон Леннон (не как певец, а как человек, с точки зрения ИРА), и что такое собственно ИРА.

После многочисленных неудачных восстаний и Великого голода сороковых годов 19 века состояние простых ирландцев было катастрофическим. Чтобы не быть убитым и не умереть с голоду они уезжали из страны, подальше от армии и полиции, поближе к рабочим местам, где дешево, но платят. Америка доставалась, в основном, тем, кто сам уезжал на новое место за длинным долларом. Австралия была тогда английской Сибирью и потому, как правило, становилась уделом тех, кого, отловив, в кандалах увозили на каторжные работы, а позже оставляли на поселение. Но был и третий путь ирландских эмигрантов. От голода, безработицы, преследований английской армии и полиции они часто удачно эмигрировали ...в Англию. Большие города постоянно требовали дешевой рабочей силы для своих портов и заводов. Потому в Англии постепенно становилось все больше ирландских докеров, матросов, грузчиков и рабочих. Для бедного и агрессивного ирландца это часто становилось идеальным вариантом. До Америки надо было еще доехать, причем с риском для жизни и за немалые деньги, а тут можно было практически свободно получить рабочее место без особых проблем, а в случае чего удачно спрятаться от властей среди сотен таких же потрепанных, неприхотливых, но гордых ирландцев. Традиционно кроме Лондона (в любой столице всегда легче удачно потеряться) ирландцев притягивали два города, полностью удовлетворявшие этим самым условиям — Ливерпуль и Манчестер. Постепенно именно в Ливерпуле выросли целые ирландские кварталы, и сложился колоритный образ местного ирландца. Они были гораздо более, чем собственно ирландцы, озлоблены на английские власти, привычны к постоянному тяжелому труду, а чтобы не сойти с ума, усиленно занимались музыкой и пением, развивая свой собственный «ливерпульский» городской фольклор и звук. С другой стороны англо-ирландцы жадно ловили вести с Родины и сохраняли многие обычаи и верования, например католицизм, гораздо более ревностно, чем, скажем, американские ирландцы. Наивное искреннее стремление быть большими ирландцами и патриотами своей культуры, чем сами ирлaндцы, в сочетании с уверенностью в себе — вот, что отличало большинство ливерпульских ирландцев. Тем более, что многие из них происходили из сильно обедневших за последние две-три сотни лет знатных кланов, раскиданных по свету, но не сломленных английской колонизацией. Это прежде всего касается Леннона и Маккартни — потомков классических ливерпульских ирландцев из могущественных в древности ирландских родов. Фамилия Леннон происходит от названия клана Leannan, который жил на землях Ирландии еще более 800 лет назад. Это слово можно перевести на русский язык как «возлюбленный» или «любимый», а в переносном смысле это можно понимать не только как «любимец женщин», но и как «любимец судьбы». Так что фамилия обязывала. Конечно, среди предков Джона скорее были современные ливерпульские рабочие, но не присутствовали ли с детства многие черты, типичные для ливерпульского ирландца, в характере самого Джона?

Когда в двадцатых годах война за независимость Ирландии и гражданская война закончились, ИРА как реальная армия почти перестала существовать и окончательно перешла к партизанским действиям, от которых не отходила, впрочем, большую часть обеих войн. В войне за независимость ИРА Майкла Коллинза успешно противостояла английской полиции, жандармерии, а позже — армейским частям и карательным анло-шотландско-валлийским отрядам «черно-пегих». После подписания договора, разделившего Ирландию на Юг и Север (последний остался во власти Великобритании), ИРА уже под началом новых вождей объединила непримиримых сторонников республики для продолжения войны с Англией.

Проигравшие в гражданской войне сторонники присоединения Северной Ирландии и борьбы за республику до победного конца затаились на время. Но в самой Северной Ирландии войну не считали оконченной никогда. Время пришло в 1969 году, когда английское правительство ликвидировало остатки североирландского самоуправления и вновь ввело войска в Ольстер. Новое поколение надело отцовские плащи и кепки, достало с чердаков дедушкины автоматы Томпсона и начало новую войну, не считаясь ни с чем. ИРА всегда существовалa на пожертвования богатых эмигрантов, как правило американцев, живущих представлениями о славном прошлом и не имеющих реального понятия о происходящем в стране. Сидя в Америке, они продолжали, как и их деды в начале века, собирать и высылать за море денежки «на похороны английскому солдату», только уже не центы из медной кружки, а тысячи долларов. Облагались «революционным налогом» и местные предприниматели. Так было привычнее, проще и эффективней. Но когда эпоха романтических шестидесятых ушла в прошлое, карательные войска, полиция, протестантские проанглийские боевики, международная изоляция и ропот мирного населения заставили командиров ИРА торопиться и одновременно перенести боевые действия, включая взрывы и поджоги, «в тыл врага» — в Англию. Становилось особенно важно установить контакты с потенциальными финансовыми покровителями ИРА в самой Англии. Желательно, чтобы это были люди известные и богатые, искренне не любящие диктат английских властей, но о реальных событиях в Ирландии не слишком осведомленные и живущие скорее собственными романтизированными представлениями о судьбах Родины. В то же время эти люди при всей искренности должны были быть достаточно скрытными, спокойными, при случае высказываться за мир во всем мире и на всякий случай не афишировать связей с ирландской диаспорой в Англии. Такие люди, безусловно, нашлись, но их имен мы пока не знаем. Учитывая происхождение, характер и уровень достатка Леннона — это мог быть кандидат из первой десятки. Скажем более осторoжно: если кто из богатых англичан ирландского происхождения и переводил деньги ИРА, то почему не Леннон? Остается важный вопрос: кому он их переводил?

Несмотря на общность финальной задачи — освобождение и присоединение Ольстера, силы ИРА всегда были разнородны по своей идеологии и методам борьбы. Многие из них являются марксистами, часть — католически ориентированными старыми правыми, некоторые под видом принадлежности к ИРА на паях со своими протестантскими «противниками» осуществляют активную торговлю купленным на спонсорские деньги оружием и наркотиками. Раскол ИРА на различные группы и оформление их в официальные формирования произошел не за одно десятилетие, а завершился в основном уже после смерти Леннона. Однако все эти составляющие активно присутствовали в ИРА и при его жизни. Поэтому мы предлагаем вам по-своему ответить на этот вопрос: переводил ли Джон деньги в ИРА, и куда он переводил бы их теперь, если бы был жив?

P.S. Моя выбранная версия: Джон активно переводил деньги в ИРА по политическим мотивам, придерживаясь марксистских убеждений, и был солидарен со сторонниками ирландской рабочей республики. Сейчас его симпатии были бы на стороне Ирландской национально-освободительной армии (INLA). Он временно прекратил бы финансовую поддержку партизан вместе с последним прекращением огня INLA и сейчас ждал бы мирного решения североирландского вопроса. Джон финансировал ИРА по религиозным и историческим мотивам, он симпатизировал её основной части, ориентированной на социал-демократию с уклоном в национализм. Сейчас он был бы связан с официальными лидерами католической ирландской партии Шинн Фейн и, возможно, также открыто выступил бы за мирное разрешение североирландского конфликта. Финансирование ИРА было бы с его стороны также приостановлено.

В. Ваганов


Итак, вы настроены на бесплатные концерты и раздачу денег. Как к этому относится Аллен Клейн?
— Я хотел, чтобы он занимался организацией турне, поскольку он знает это дело, и сказал ему: «Ты ведь знаком с идеей Джорджа по-поводу платных-бесплатных концертов? А я хочу давать их вообще бесплатно. Извини, но ты получишь 20% от ничего». Он ответил: «Ладно, не бери в голову, перебьюсь. Буду какие-нибудь картинки продавать по ходу дела». Все равно что-нибудь придумает.

Почему всё таки вы выбрали Клейна а не Истменов?

— Аллен человечен, а все эти Истмены — как автоматы. Конечно, вы можете как-то воздействовать на их чувства, но Аллену можно даже дать тумака, а попробуйте-ка представить нечто подобное по отношению к Истменам. А ещё, если не касаться дел, Аллен — просто свой парень. Я с удовольствием отдыхаю в его компании, потому что он свой. Во время турне все просто писаются от него и его команды. Он любит откидывать всякие штучки, вроде того, чтобы заявиться в отель в каком-нибудь тряпье или прикинуться глухим, немым. Вокруг него веселье постоянно.

В чем различие между Клейном и Эпстайном?
— У Клейна репутация неразборчивого бизнесмена, но я считаю его во многом консервативным. Это может кого-то удивить, но это так. У Клейна определенный уровень, он работает только со «звездами», правда ведь? Он берется только за самых крутых... Роллинг Стоунз, Битлз — и так далее. Это хорошо, но это говорит о том, что он не рискует. Он не разглядел бы нас в “Cavern”. Хотя он способен засечь хорошую песню, когда ее услышит. Он видит чётко только знак доллара.

Давайте вернемся к группе и четырем задействованным в ней личностям. Когда говорят о ее распаде, люди находят много причин для этого. Нил Аспинолл, ваш старый ливерпульский друг и администратор “Apple”, сказал, что ваша четверка прорывалась через турне, как бойцы в атаке, которые, вернувшись к мирной жизни,вдруг обнаружили, что они совсем разные люди. Я спрашивал Ли Истмена по поводу того, что заставило Пола возбудить дело в суде, и он ответил, что причиной послужило заявление Джона о разрыве.
— Да это же просто детский довод для обращения в суд! А этот разговор с Истменом, он что, для вашей книги?

Да.
— И что он — был рассержен? Орал?

Нет, по телефону голос звучал довольно тепло.
— Славно. Это значит, что я не должен брать его слова в голову. Ведь я же единственный, кто вообще вёл об этом речь.

Как вы чувствовали себя, когда начались судебные дела и пошла болтовня в прессе вокруг них?
— Когда все это началось, я отправился на яхте на пару недель в Японию, никто не мог войти со мной в контакт. А после возвращения меня вычислили в Майами, но мы просто слиняли в горы и никто не знал, где мы. Потом вдруг позвонил адвокат. Он не понравился мне уже по голосу: этакий ирландско-английский выговор под «образованных». А потом — он настоял, чтобы я вернулся домой. Да все можно было решить просто по телефону! Вернулся — и пошли каждый день, день за днем, встречи с консультантами и так далее. Джордж и Ринго ничего не делали, и не хотели ничего предпринимать. Джордж даже заявил в конце-концов: «Ну, мне хватило! К черту все это! Пусть даже я останусь нищим!» В самом деле, что ли? Ведь на его долю все равно приходилась часть денег компании.

Поговорим немного о Джордже? Он, по-моему, самый загадочный Битл. Ты считаешь его более простым, чем сам себе представляется?
— Да что о Джордже говорить особо? У него всегда был кругозор вот такой ширины (разводит ладони на несколько сантиметров — примечание авторов). Ему достаточно трудно было что-то втолковать.

Йоко:Джордж умосозерцателен, любит одеваться модно...

Джон:Он очень аккуратен и в одежде, и во всем...

Йоко:Но по части интеллекта он не слишком развит.

ПРИМЕЧАНИЕ 2.
Спустя тридцать лет мнение у Йоко существенно поменялось. Вот что она сказала журналу Rolling Stone в 2002 году:


ОН БЫЛ МУДРЕЦОМ С ЧУВСТВОМ ЮМОРА
Джон любил Джорджа, и Джордж любил Джона. Их дружба была нечто особенное. Джон всегда переживал о том, чтобы песни Джорджа не воспринимались просто для развлечения. Всем известна история о том, как Джон настоял на том, чтобы нарушить традицию и сделать песню “Something” первым оригинальным битловским синглом, написанным не тандемом Леннон—Маккартни.

Джордж всегда помнил об этом. Когда Джона не стало, на каждое Рождество Джордж, Оливия и Дхани присылали Шону и мне прекрасные экзотические гавайские цветы.

Джордж так много значил для всего мира: он был гитаристом-новатором, автором песен со словами мудрости и человеком, который представил Западу восточную философию и музыку. Но в личной жизни он оставался мудрецом с чувством юмора, который мог рассмешить своих друзей.

Джордж был заядлым садоводом (green thumb). Он был увлечен садом так же, как, по словам некоторых, индийской музыкой. Так вот, Джордж занимался этим и делал это со вкусом. В своем поместье он своими руками создал огромный и прекрасный сад, который он ежедневно украшал и где проводил всё своё свободное время. Я никогда не забуду, с какой гордостью он однажды водил меня по саду, в своих грязных резиновых сапогах и старой мотыгой в руках, осматривая каждое дерево и цветок, словно они были его детьми, и в то же время, показывая мне, куда ступить. Это Джордж, каким я всегда буду его помнить: человек, который стоит в своем саду и дружески мне улыбается, словно индийский гуру.

Звонок от Оливии раздался в три часа ночи. Я сразу же поняла, что произошло. Это напомнило мне мои собственные звонки, когда Джона не стало. Также я вспомнила о чувстве такта и ответственности, которые все жены Битлов носят в себе.

Оливия — разумная и сильная женщина. Но это не означает, что она должна подвергаться таким сильным переживаниям. Есть вещи, которые невозможно вынести, независимо от того, насколько ты крепок. Надеюсь, весь мир проявит доброту к ней и Дхани. В свои 23 года Дхани уже очень умный и сильный член семейства Харрисонов и Битлз — рок-группы, ставшей семьей, которая однажды потеряла Джона, а теперь — Джорджа.



Журнал“The Rolling Stone”, январь2002


Перевод Виталия Климовича (Вильнюс), 2006.
Редакция В. Ваганова, 2006.



Джон:Нет. Он достаточно прямолинеен и страдает широтой взглядов. Пол значительно умнее и более дальнозорок. Однажды в офисе “Apple” на Wigmore Street я хотел что-то Джорджу разъяснить, так он просто психанул: «Я такой же умный, как и ты!» Может быть, это сентиментально, но он не должен был оставаться сам по себе, когда у нас пошли трудные времена.

Что ты имеешь в виду?
— Трудно объяснить. Ну хотя бы то, что у него явный комплекс неполноценности, развившийся от работы со мной и Полом. Джордж как бы не до конца представляет себе реальную картину того, что в конце-концов произошло.

Не вызвало ли твой интерес к Йоко, когда ты встретил ее, то, что от коллег ты не мог получить такой интеллектуальный заряд, как от нее?
— Несомненно.

И как же шел в это время твой мыслительный процесс?
— По отношению к женскому полу, что ли?

Да.
Йоко: Среди Битлз он был единственным, кто считал женщин ровней мужскому полу. Кроме него, ни с кем из них нельзя говорить, не чувствуя снисхождения к тебе.

Джон:Да, для всех из них женщины просто «цыпки».

Йоко:Джон живет в настоящем времени. Остальные остались такими, какими были воспитаны Ливерпулем. Джон единственный из них, кто может на равных беседовать с интеллектуалами. И это тоже одна из причин, почему я — с ним, и я счастлива, понимаете меня?

Джон:Я рад.

Твоя любовь к Йоко была «с первого взгляда?»
— Да. Я всегда мечтал встретить артистичную женщину, в которую смог бы влюбиться. Еще в художественном колледже. И когда мы познакомились и стали разговаривать о том-о сём, я понял, что она не только знает все то, что знаю я, но и много больше. И ко всему этому — она была женщиной. Я совсем обалдел. Как будто нашел золотую жилу. С ней можно было обращаться как с любым другом по Ливерпулю, но кроме этого любить друг друга в постели и чувствовать помощь, когда на душе паршиво. Просто как мать могла помочь, право. Кроме чисто мужских-женских отношений можно буквально было поменяться ролями. А когда все это осенено интеллектом, взаимопониманием — это как выиграть призовую гонку. Поэтому на вопросы об этапах моей жизни я отвечаю просто: «Родился, жил, встретил Йоко». Потому что это так и есть.

И когда это стало близкими отношениями?
— Не помню, право. Она пришла ко мне, говорила со мной, а я словно взлетал все выше и выше. А когда она ушла, я будто воспарил духом. Потом снова встретились, и у меня словно крыша поехала, как будто дозу принял. Я думал о том, что она мне говорила, и это было замечательно: и сами идеи, и как это было сказано. Это просто перевернуло меня. И все: приманка была проглоченаб и я оказался на крючке. Я уже не мог ее оставить. Мы не могли расстаться ни на минуту с тех пор. Так и движемся вместе.

Йоко:Он такой по складу, и я благодарна за то, что так есть. Ведь многие мужчины такие ограниченные. Многие из них меня не любят... Я не люблю никчемные разговоры, поэтому среди мужчин у меня хватает врагов. Такая вот чертовщина.

Джон:В этом мы схожи...

Йоко:Почему они не любят меня, раз я не люблю пустого трёпа?

Джон:Знаешь, я вдруг обнаружил, будучи с ней, что я — шовинистическая свинья! Не знал об этом, пока не начал думать: «Если я расскажу Полу о своем открытии Йоко или что-то спрошу по этому поводу Джорджа или Ринго, они просто пошлют меня подальше». Но ведь если ты так относишься к женщинам, ты — просто больной! Это то же самое, что расизм по отношению к неграм и желтым! Но ведь я почти так же относился к женщинам. Ну а потом решил для себя: «Что мне им сказать? Примут ли они ее, как часть меня?» Даже занервничал: «Да черт возьми! Почему я должен так об этом думать? Или она есть или она уйдет совсем! Никакие друзья не имеют права влезать в наши отношения!»

Правда ли, что у вас в группе был между собой такой негласный «договор чести», что-то вроде этакого «мужского братства», державшее вас вместе?
— Что же, можно сказать и так. Но оно развалилось. Сразу после «Сержанта Пеппера», или, скорее всего, еще во время работы над ним. Мы перестали загораться от совместной работы. Йоко восстановила во мне способность создавать что-то...

Поговорим немного о вашей жизни в Нью-Йорке. И вы, и Пол здесь уже достаточно долгое время, но ведете совершенно разную жизнь. Пол почти не выходит на люди, и я читал, что вчера около дома Истменов даже была демонстрация.
— А, это... Я видел по TВ про Пола. Пол умер и все такое. Надеюсь, меня оставят в покое. Это так же весело, как дерьмо на тарелке. Пол мне сказал по телефону: «Ну вот и я бунтовщик, это даже забавно». Ему кажется, что он такой крутой.

В рок-прессе было кое-что и о тебе. Лилиан Роксон[3]написала...
— Да, она написала, что я пытаюсь влезть в нью-йорскую элиту, «бегаю за всеми, кто что-то из себя представляет из окружения Уорхола». Она решила, что мне и в голову никто не идет, кроме Уорхола, чтобы попасть на «верхушку». Просто так случилось, что Йоко знает каждого «свингера» в Нью-Йорке, и лишь представляет мне их всех — тех, кто болтается около нас.

Йоко:Старые мои знакомые.

Как-то ты говорил мне, Джон, что просто обожаешь «Рок-энциклопедию» Лилиан Роксон.
— О, очень умная книга. Я думаю, что это самая верная история рок-н-ролла изо всех, что я читал. Влияние Элвиса на меня, на Дилана, влияние Дилана на нас и нас на Дилана. Очень мало ошибок.



ПРИМЕЧАНИЕ 3. О КНИГЕ ЛИЛИАН РОКСОН
Однако были и другие мнения об этой книге. Вот что можно было прочитать в журнале «Роллинг Стоун» №51 (февраль, 1970).




Лилиан Роксон.
Рок-энциклопедия.
Изд. Grosset & Dunlap, 611 страниц, стоимость — 9,95$.

Если вы собираетесь найти в этом издании настоящую рок-энциклопедию, подождите пока знатоки своего дела соберутся с силами и потратят несколько лет на работу над ней. У данной же книги есть лишь некая развлекательная ценность: она может напомнить о некоторых полузабытых, но приятных моментах, и к тому же в очередной раз наброситься на типичные ошибки — это удовольствие, которому невозможно сопротивляться. Если бы эта книга вышла как дешёвый вариант в мягкой обложке, то она имела бы определённую ценность в качестве некоего дурацкого «путеводителя», однако такого формата следует избегать.

Энциклопедия рок-н-ролла может в итоге стать очень интересным и стоящим проектом. Но чтобы это произошло, нужна команда из по крайней мере трёх-четырёх дисциплинированных энтузиастов (как минимум один из них должен быть англичанином), для чего надо изрядно обшарить весь Лондон, Ливерпуль, Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Нэшвиль, Мэмфис, Филадельфию, Сан-Франциско, Чикаго, Новый Орлеан... Вы ожидаете увидеть тщательно отобранные статьи с фотографиями об исполнителях, менеджерах, авторах песен, продюссерах, публике, а также воспоминания о полузабытых культурных событиях, интервью, непогрешимо точные и полные дискографии, и всё это — с чувством юмора. Но что ещё важнее — чувство приоритетов и чувство истории? Что же на самом деле произошло в данном случае?

Творение мисс Роксон включает в себя краткие статьи о группах и сольных исполнителях (от нескольких строк до трёх-четырёх страниц), плюс дискографии почти к каждой статье, в которых перечислены названия альбомов, песен из них, и обе стороны синглов.

Вроде бы всё в порядке, но даже этот примитив не выполнен как следует. Автор забыл упомянуть, на каких лейблах выходили все эти альбомы и синглы, а ведь это принципиально важно при описании карьеры многих исполнителей (Рэя Чарльза или Чака Берри, например). Также крайне редко упомянуты даты выпуска альбомов и синглов — неужели это было сложно выяснить? Мы знаем, когда вышел последний альбом Берри, а вот когда был выпущен его первый? Значительная часть дискографий в книге Роксон — неточные и неполные, и ей нельзя доверять, когда читаешь об артисте, которого не знаешь. В списке синглов Дилана, например, “Like a Rolling Stone” указан в качестве его первого сингла, тем самым пропущена такая широко известная вещь как “Subterranian Homesick Blues”. В случае с Элвисом, правда, перечислено всё — и EP, и LP. То есть получился такой вот словарик. О подборке фотографий и говорить не стоит.

Мисс Роксон упорно посвящает огромное место давно ушедшим со сцены исполнителям кантри-музыки, второсортным чернокожим исполнителям (этим грешат многие публикации). Она включила в книгу всё вплоть до явных бездарностей, если только о них существуют пресс-релизы (Stone Country, Ultimate Spinach и прочие). Иногда она вообще допускает такие промахи, что просто диву даёшься. У Дилана в “Desolation Row” мы, мол, слышим сделанную с наибольшим вкусом за всю историю поп-музыки партию барабанов в исполнении Кеннета Баттери (!!!). И где она, fuck, услышала его, да ещё и играющего со вкусом, если Кеннета там просто нет?! Не говоря уже о том, что и на всей пластинке таковой отсутствует? Очевидно, что мисс Роксон просто ничего не знает о музыке.

Нет, конечно, кое-какие положительные моменты в книге есть — очень хорошие статьи о Ритчи Валенсе, Бадди Холли, The Vagrants, список топ-синглов журнала «Билборд» с 1948 по 1968 год за каждую неделю. Ну вот пожалуй и всё.

ГрейлМаркус/Greil Marcus/
Перевод Ольги Максименко, 2005.
Редакция В. Ваганова, 2005.





Джон, как ты относишься ко всей этой шумихе в газетах вокруг твоего имени?
— Не знаю даже, мне кажется, что это нападки на меня...

И ты еще не возненавидел все эти сплетни в прессе?
— Люди часто говорят мне: забудь, не обращай внимания. С Лилиан дело обстоит просто — я знаю, что она умна, хотя и не без закидонов, но когда перепечатывается кем попало одно и тоже... И вот начинают раздувать и обмусоливать любую мелочь, копаться в дерьме. Это, конечно, не сильно приятно, даже когда глупость о тебе пишет умный человек, но в конце-концов, кого люди будут помнить дольше: меня или Лилиан Роксон? Так что толку портить нервы?

Йоко: Джерри Рубин[4], не зная Джона лично, что-то о нем написал. А сейчас они встретились, так Джерри был просто ошарашен: «Слушайте, я ведь и не думал даже, что Джон такой классный парень!»

Ладно, сменим пластинку. Сейчас Джон имеет уже представление о твоей жизни в Нью-Йорке до знакомства с ним. Получила ли ты представление о том, что такое быть Битлом, хотя бы во время их турне?
— Она была просто ошарашена. Я думал, что жизнь в искусстве похожа на нашу, понимаешь? Но когда я стал рассказывать, на что похожа наша жизнь, она не могла мне поверить. Она даже стала задавать о нас вопросы своим старым знакомым. Она думала, что о нас здесь вообще не слишком хорошо знают, но оказалось, что все ее — а сейчас и мои — друзья и знакомые знают о нас любую мелочь.

Я понимаю, что это было нелегкое открытие...
Йоко: Слава Богу, я жила в другом мире. К тому же я не так молода...

Джон:Она имеет в виду, что занималась всяким разгулом.

Йоко:Ну, такого про меня никто не может сказать. Я человек другого поколения. Мои знакомые даже стеснялись при мне курить марихуану и всегда прятали ее, чтобы я не увидела. Так что, я думала: «Он артист, наверняка у него пара-тройка романов». Но когда я узнала, что вытворялось во время турне группы, я ужаснулась: бог ты мой! Джон спросил меня однажды: «В артистическом мире ты не была «группи»? А я спросила, что это такое.

Джон:Я спросил: «Скажи правду. Я просто не хочу, чтобы мы встретились с каким-нибудь Пикассо, а тот заявил бы, что спал с тобой».

Йоко:Я в самом деле даже не подозревала, что обозначает слово «группи».

Джон:Тем не менее, я просто обязан был рассказать обо всем, всей нашей многолетней бардачной карусели, чтобы она представила себе, как я жил. Проще, конечно, было бы ничего не рассказывать. Я не углублялся сильно в подробности, просто хотел, чтобы она поняла, как все было, и почему Дерек, Нейл и остальные так цепляются за прошлое.

Ты в курсе, что многие считают: Битлз очень зависели от сопровождающей команды?
— Аллен Клейн сказал об этом как-то: «Да что они все будут из себя представлять, все эти Мартины, Дереки и прочие, если их выставить вон?». Недавно я прочитал в «Мелоди Мэйкер» заметки Джорджа Мартина, так он считает, что именно он свел нас, «неумех» вместе, научил держать инструменты, играть группой и делать нормальный звук и аранжировку! Или взять Дерека с его книгой, которую он, якобы, пишет черт знает сколько лет уже? А где влияние Эпстайна? Покажите мне хоть что-то ими созданное, и я поверю в их необходимость! Мартин ничего в своей жизни не сделал, но считается, что он сделал всю нашу музыку, всю ее написал. Я ничего лично не имею против него, свое дело он делал нормально, но я ненавижу все слухи, что именно он был нашим мозговым центром. Это вовсе не так.

Я разговаривал с парнем, который был продюсером «Желтой подводной лодки», Элом Бродаксом, и он категорически утверждал, что Мартину принадлежит половина всего, что создали Битлз.
— Ерунда! Как было дело? Бродакс с парнями пришел ко мне в студию: «Привет, Джон, у тебя уже есть какая-нибудь задумка для фильма?» И я им все надиктовал. Он видимо думает так, потому что Брайен имел глупость разрешить Мартину вставить все его музыкальные связки. Он и записал все это дерьмо, которое засунули в наш альбом.

Что оказало самое большое влияние на появление группы в самом начале вашей карьеры: Ливерпуль, “Cavern”, Гамбург? В самом деле Гамбург научил вас играть?
— О, это было просто потрясающе. Ведь до этого мы играли помаленьку то тут, то там, а в Гамбурге это приходилось делать часами.

Вспомним немножко дни в Гамбурге, потому что ведь все началось оттуда. Как вы чувствовали себя, когда Аллен Уильямс отправил вас туда, и вы оказались на Репербан? [5]

— Оказались, но у нас не было барабанщика. Приходилось брать то одного, то другого, буквально на одно выступление. А Стю совсем ещё не мог играть на басу. Но мы все-таки были там... Аллен привез нас на микроавтобусе. Ехали через Голландию, иногда подворовывая продукты в магазинах — не было денег, — а когда приехали в Гамбург, оказались в таком свинарнике! Это была каморка в туалете кинотеатра, прямо рядом с женским.

Так вот и было: утром просыпаемся от того, что в зале начинается киносеанс, а через стенку мочится старая немецкая фрау. Там же был прямо и наш умывальник.

Слегка обалдели в первые дни.

Где вы до этого успели поработать?
— Мы прокатились в турне в составе компании Джонни Джентла, но на сцену выходили очень редко, минут на двадцать или около того. А в Гамбурге те же песни нам приходилось играть по несколько часов подряд, так что некоторые из них растягивались минут на двадцать, и мы засовывали в них штук по двадцать соло. Работали часов по 8-10. Конечно, это потом сказалось. Кроме того, немцы любят крутой рок, вот мы его и гнали все время. Все играли на 4/4, потому что Пит Бест ничего другого стучать не умел, в основном долбил по басовому барабану: бум, бум, бум, бум. Так что, отсюда все и пошло, основа нашего саунда — от многочасовой игры вместе.

Это были невероятно скверные условия для выступлений...
— Да, но мы просто дрожали перед выходом на сцену. Играли в маленьком ночном клубе. Было боязно, потому что это был не танцевальный холл, люди просто сидели за столиками, пили пиво и ждали развлечений. На вторую ночь нам сказали: «Вчера вы были просто ужасны, вам нужно делать шоу — “make show”». Так что я катался по полу, прыгал, ползал, хромал, будто у меня отваливаются ноги. Да много еще чего выделывал. Потом полиция закрыла первую точку, где мы выступали, потому что это было очень громко. Она была в самом конце Репербан, не на ней самой, а на примыкающей улочке. Не помню названия, помню только, что рядом с жилыми домами.

Потом нас переместили в другой клуб, побольше и с площадкой для танцев, еще с одной командой. И сцена была попросторнее. Та команда играла еще и в другом месте — в подростковом клубе по соседству. Они знали дело. У них были «саксы», и они работали очень сыгранно. В группе работал негр-вокалист, который петь не мог, но зато был отличным шоуменом. Нас стали включать в их программу, в их шоу, а потом — и в шоу с Рори Стормом, где играл Ринго. Это были уже профессионалы, мы же оставались любителями. Они играли за деньги уже не первый год, меняя названия, и знали, как поставить дело, организуя шоу на сцене. Так что мы присматривались и тоже начали «мейк шоу». Посетителям нравилось, как мы прыгаем. Пол по полчаса мог петь What'd I Say?, мы катались по полу, махали гитарами, все делали, чтобы слушатели были довольны.

И мы все время были пьяные, потому что в клуб этот приходили разные местные гангстеры. Они посылали на сцену ящик шампанского — этакий немецкий эрзац шампанского, — и приходилось пить, а не то нас убили бы просто-напросто (смеется).Говорили: Пейте, а потом выдайте еще раз What'd I Say? — и мы делали для них шоу. Приходили в любое время, хоть в пять утра, когда мы уже отыграли часов по пять, посылали шампанское — работай давай! Мы брали таблетки у официантов, чтобы отогнать сон и немного сбить хмель. Вот так все у нас начиналось.

Я часто бывал не в форме... Лежал на полу за фоно, пока группа играла. Засыпал мгновенно. И мы все время ели на сцене, потому что другого времени на это просто не было. Да, это была работка. Шоу без перерыва, марафон: на сцене и курили, и ели, и пили, и тут же отрубались, когда совсем не оставалоь сил. А несколько раз я играл в одних трусах — совсем крыша поехала, видно, — и со стульчаком от унитаза на шее. Это было уже в клубе побольше — в Star Club, когда туда приехала из Ливерпуля куча народу: Gerry & The Pacemakers и другие. Дали тогда шороху. Я даже делал соло на барабанах, когда выступали ребята Джерри Марсдена [6], хотя совершенно не умею этого делать и сегодня.

Много ходит всяких сплетен о наших гамбургских проделках. Не все соответствует действительности, но порой и в самом деле мы откалывали разные штучки. Да, там все такие были — каждый при ноже — и мебель в клубе постоянно громилась в щепки.

Нет желания повторить все это?
— Не дай Боже! Когда спишь не более двух часов, встаешь, глотаешь таблетки, и это повторяется каждый день без выходных, ты от усталости начинаешь сходить с ума. И рад, когда все это кончается. И даже когда возвращаешься в Ливерпуль, и Гамбург вспоминается только хорошим, все равно нет большого желания снова влезать в эту мясорубку. В последний раз нам очень не хотелось ехать туда снова, но Брайан настоял, чтобы не сорвался контракт. Мы чувствовали, как нам надоели все эти клубы, где мы работали и должны были работать. Мы и так сделали из этих местных заведений интернациональные клубы. Это совсем как с “Merseybeat” [7],и вообще, с газетчиками. Они ставят ваш снимок на первую страницу, чтобы продать свою газету, а потом, распродав тираж, говорят тебе: Вот что мы для вас сделали! “Merseybeat” была не особо популярной газеткой, пока мы не вернулись из Гамбурга. Она дала нас на первой странице — и вся была распродана. Стали писать о нас каждую неделю, а подростки потом знать ничего не хотели о других ливерпульских группах.

Я ведь и сам писал для нее. Интересно было бы найти эти статейки. Не могу откопать оригиналы сегодня. Кое-что вошло в книгу In His Own Write, не мог найти только Small Sam — о парне со складной ногой, которая все росла и росла.

Еще я писал там что-то вроде обзора Beatcomber, потому что мне нравилась рубрика “Beachcomber”[8] в Daily Express. Я писал эту колонку, а потом меня попросили написать историю Битлз, потому что даже издатель газеты нас все время спрашивал: Откуда вы взяли это слово — Beatles? И я вместе с Джорджем написал: «И пришел человек, — такая имитация текста из Библии, — и сказал, что вы Beatles через «a», человек, спустившийся с неба на пылающем пироге. И стало так. И появился обновленный барабанщик ростом в пять футов...», и всякая такая чепуха.

Хорошо, может быть, поговорим о вашем первом менеджере. Что ты думаешь о Брайане Эпстайне?
— Ну что же, он был нормальный мужик. Правда, в конце концов, я вдруг обнаружил, что он не был с нами таким честным, как мы думали.

Что ты имеешь в виду?
— Ну, потому что... Ладно, может быть, это Дик Джеймс и остальные нагревали его мало-помалу, но вышло так, что Брайан думал больше о себе, чем о нас. Northern Songs оказалась в классной ситуации, в конце концов, разве не так? Разве мы не могли эту компанию выкупить? У нее оказались сильные позиции. У Битлз — нет. Мне нравился Брайан, у меня были с ним очень близкие отношения много лет, как и с Алленом, потому что я не очень люблю чужих в нашей компании... Я люблю работать с друзьями. Я был ближе всех из нас к Брайану, как к любимому человеку, который живет немного выдуманной жизнью, и ты не знаешь, чем он занимается помимо тебя. В группе я был к нему ближе всех, он мне нравился. У него была достаточно высокая деловая квалификация, и он вообще был хороший парень. Он был больше артист, чем бизнесмен, поэтому он мне нравился.

Но что касается дел, в конце концов, он нас нагрел. Хотя бы с Seltaeb (слово Beatles, прочитанное наоборот, было названием компании, которая владела правами на всю продукцию с использованием имени Битлз — примечание авторов). Брайан одновременно занимался многими делами, и, несмотря на существующий миф о прекрасном парне, я знаю, что он нас прилично обирал. Я всегда говорил Аллену: Мы же все знаем о делах Брайана, почему нужно молчать об этом? Мне дела нет, обидит это или нет Куини (мамочку Брайана). Она виной тому, что он был таким человеком. Он жил в мире иллюзий, занимался мазохизмом и сам себя убил этим, в итоге. Я знаю, что она скорбит о нем, мне ее, конечно, в этом смысле жаль, но она должна знать, что он был не слишком честным человеком.

То, что я слышал о ситуации с Seltaeb, говорит о том, что Брайан был в делах недостаточно осторожен, и дал этим возможность слишком многим наложить лапу на ваши права в фирме.
— Нет, не совсем так. По некоторым его делам мы можем судить, сколько заработал он на нас, а сколько недополучили мы. Хотя бы тот факт, что NEMS оказалась большей компанией, чем Битлз. У нас в итоге вообще не оказалось компании. Есть Northern Songs, есть NEMS, есть контора Дика Джеймса. Что имеем мы? Пару счетов в банке? Все это — работа Брайана. Именно он сказал: «Продлим контракт еще на десять лет». А кто урвал прибыль? Только не мы! Вот что я о нем думаю сегодня.

Немного раньше ты упомянул об его артистизме.
— Да, конечно, он был таким. Когда он стал работать с Силлой Блэк [9], его величайшим удовольствием было придумывать ей сценический имидж и делать презентацию. В этом мы схожи, мне нравится то же самое делать для Йоко. Это так кайфово. Я думаю, что он вообще хотел стать модельером по одежде, но родители не позволили. Он был рожден для этого и был бы прекрасным модельером.

И с нами было также. Он буквально отмыл нас, привел в удобоваримый вид. Я этого не хотел, воевал с ним все время. А Пол его поддерживал.

Пол вообще любит хорошо одеваься.
— Да. А я им все время портил «приличный» имидж. Как в истории, когда я избил Боба Вулера, диск-жокея из “Cavern”. Так что первое упоминание о нас на страницах большой национальной прессы было на последней странице Daily Mirror именно об этом. Это случилось на дне рождения у Пола, когда ему стукнуло 21. Отсюда началась история о «нехорошем» Ленноне.

Ужасный случай, мне так паршиво было на следующий день. У нас было интервью на Би-Би-Си, они все поехали в Лондон на поезде, а я нет. Брайан пришел тогда ко мне домой и стал уговаривать тоже поехать с группой, но я не согласился. Я так напугался того, что могу быть таким, я же чуть не угробил Вулера. Он пристал ко мне, что у меня с Брайаном были, якобы, «голубые» шашни в Испании. Я был сильно пьян, а он заявил: «Ну, Джон, расскажи мне, как у вас это было с Брайаном, мы же и так все знаем...» Я просто обезумел, ведь когда вам двадцать лет, хочется, чтобы все считали тебя настоящим мужчиной. Это сегодня мне наплевать на любые сплетни обо мне. Я очень сильно избил его, бил чем попало и впервые в жизни понял, что мог убить этого парня. Я понял каким-то образом, просто как в кино, что если я еще раз его ударю, он умрет. Я дал выход своей жестокости. Но после этого случая я был просто в шоке, знаешь ли. Я никогда не совершал больше ничего подобного...

Я не жестокий, хотя иногда просто схожу с ума от злости, но стараюсь не давать воли дурным побуждениям.

Что ты думал о способностях Брайана, когда решил с ним работать?
— Мы очень верили в него, когда он решил стать нашим менеджером. Он не был настоящим бизнесменом, мы это позже поняли, но тогда в наших глазах он был просто экспертом: ведь у него был свой магазин! И автомобиль, и большой дом... Так что мы очень верили в его деловые способности. Он вышел на EMI Records. Если бы он не облазил весь Лондон, делая по нему круг за кругом с нашей записью под мышкой, и в конце концов не встретил и не уговорил бы Джорджа Мартина, нас вполне могло бы и не быть. Сами мы просто не могли бы ничего подобного провернуть.

Пол в этом отношении был настроен более агрессивно, думал о всяких рекламных штуках, которые мы и предпринимали. Так что тут они с Брайаном сошлись, хотя и ненадолго — Пол просто не выносил, если идею подавал кто-то другой, а не он сам. Он до того ненавидел Стюарта Сатклиффа, у которого голова хорошо работала, что у них дело кончилось дракой прямо на сцене. Пол что-то сказал о девушке Стю, он просто завидовал, потому что Астрид[10] была отличная девчонка, вот Стю и врезал ему прямо на сцене. А Стю был очень добрым парнем, знаете ли.

Брайан казался нам отличным менеджером. Он притащил нас на EMI. Когда он в тот раз вернулся из Лондона, он боялся встретиться с нами: ведь он там был уже раз двадцать безо всякого результата и просто боялся, что и на этот раз ничего не вышло. И потому, что мы были ему очень близки, он боялся нас расстроить, боялся, что у нас опустятся руки. Среди газетчиков и всех остальных у него тогда была прекрасная репутация, он умел внушать симпатию.

Он был дьявольски чувствителен и мог исчезнуть на несколько дней: не как Клейн, для которого что-то на стороне могло оказаться важнее, чем наши дела, нет, он просто уходил в подполье. И когда у него случался такой кризис, дела останавливались, потому что он по несколько дней накачивал себя снотворным и не мог ничем заниматься. Или однажды, когда его избил докер на Old Kent Road, тоже дело встало, потому что Брайан исчез.

Нам вообще-то не было дела до этого. Стали задумываться позже. Но он толкал нас наверх, и мы без него ничего не сделали бы... Даже так: если бы была просто комбинация — Джон, Пол и еще пара кого-нибудь, — никогда не появились бы Битлз. Нужно было, чтобы собрались Пол, Джон, Джордж и Ринго. Не было разговоров или даже мыслей типа: Пол и Джон пишут песни и музыку, так что все равно, кто будут остальные двое. Это были бы не Битлз. Так что мы многим обязаны Брайану в самом начале, хотя мы были талантами, а он — «голубым».

У нас была масса идей. Все наши ранние сценические прикиды, до Брайана, были результатом того, что я учился в художественном колледже. Длинные волосы тоже было принято там носить... и черное, и джинсы в обтяжку, словом, все, что мы на себе таскали на сцене. Мы выглядели сценично, отличаясь по виду от других команд, которые больше смахивали на клерков или докеров... Мы даже походили на студентов, которыми не были, мы же еще учились в школе тогда. В этом был какой-то класс крутой, а тут еще и классный менеджер с хорошо подвешенным языком. Просто шикарно. Брайану хватало головной боли в первые годы, и он нормально справлялся со всеми организационными делами. Почти всегда. Однажды, правда, мы в Италии ничего не получили, а в Маниле нас вообще чуть не убили.

Это история с приглашением в президентский дворец...
— Ну да. Потому что он получил туда приглашение, но на себя одного, и поэтому отклонил его, а нам ничего не сказал об этом. А на другой день в аэропорту на нас просто накинулась разъяренная толпа: они решили, что нас всех приглашали, а мы отказались, и этим оскорбили президента. Еле утрясли это дело, даже багаж пришлось тащить самим. Это было кошмарно.

(Битлов пригласила жена филиппинского президента Маркоса — Имельда. Впоследствии, много лет спустя, супругов Маркос обвинили в хищении казённых денег и мошенничестве. В обвинении говорилось, что они незаконно приобрели за 103 миллиона долларов, принадлежащих правительству, огромные здания в Нью -Йорке, да ещё незаконно получили в американских банках займ на сумму 165 миллионов долларов и приобрели недвижимость в Лондоне на сумму 750 тысяч фунтов стерлингов. — примечание авторов.)


Но в последующие годы опека Брайана перестала вас устраивать?
— Скорее «нет», чем «да». Он был недостаточно силен по характеру, чтобы пересилить нас. Видите ли, существует два имиджа. Например: Джордж Мартин делает все, а Битлз — ничего, или — наоборот. Либо Брайан Эпстайн в той же ситуации. Но такого же никогда не было, всегда было сочетание. Брайан никогда не мог заставить нас делать то, что мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хотели делать. Как-то в Париже он заявил нам, что ему все надоело, и он решил продать нас, кажется, Грэйду. И мы ответили, я сам это сделал, — что мы кончаем тогда работать. Решили: мы завязываем в таком случае, играть больше не будем и разойдемся. Нам никто другой не нужен, особенно этот тип. Типы вроде этого заявляли Брайану, когда он колесил по Лондону: Возвращайтесь все к себе в провинцию, ребятки! Все эти крутые лондонцы, перебравшиеся из Польши. А Брайан собрался смыться и отдать нас этим людишкам, чтобы самому наслаждаться жизнью, пока те стали бы заставлять нас подделываться под вкусы публики.

Он шел к концу у вас на глазах...
— Да нет, пожалуй. Был такой период, за пару лет до его смерти, когда мы с ним почти и не виделись. После прекращения наших турне ему просто нечего стало делать. Деньги шли с пластинок. Его остальные протеже, все эти Билли Джей[11] и прочие, «не пошли», по сути дела. А с нами ему нечего было делать. Мы практически расстались с ним. Всегда, когда кто-то близкий умирает, думаешь: Если бы я с ним хотя бы говорил побольше, он был бы счастливее. Я чувствую себя виноватым, потому что был к нему все годы ближе других, а в последние два года ушел в свою жизнь. Мы не виделись, я совсем не имел представления о том, как он живет и тому подобное. А он часто звонил мне: Может, пообедаем вместе?

Между всеми нами воцарилась тяжелая атмосфера, мы попросту поломали те отношения, какие у нас между собой были раньше. Он увлекался наркотиками и так далее. Мы покончили с этим, но не помогли ему сделать то же самое. Вот он и умер.

Джон, хотел бы узнать твое мнение о проблеме наркотиков. Подростки, особенно в США, сочли, что Sgt.Pepper — это наркотическое путешествие в глубины своего «Я».
— Да, та же история, что и с нашими прическами, или битловскими пиджаками, или ботинками. Pepper встал в один ряд со всем этим. Просто другой психоделический имидж, вот и всё. Наши прически и остроносые ботинки были одно время таким же символом, как сегодня штаны, усыпанные цветами. Автором наших пиджаков без воротничков был Карден, и их носили все. Так же, как потом армейские мундиры, которые мы надели позже.

Что ты думаешь обо всех ребятах, которые считают, что раз уж они носят расписные тряпки, то они должны и пользоваться наркотиками?
— Никто из нас никогда не призывал к этому.

Ты предпочитаешь считать, что «Сержант» — произведение чистого искусства?
— У меня никогда не было такого впечатления, что вкусы Хэйт-Эшбери распространяются по всему миру, как это получилось во время выхода в свет нашего альбома. Та же история, как и с карденовскими пиджаками. Мы покупали их в обычном магазине. Армейские мундиры и до нас носили ребята с Кингз-Роуд, просто мы сделали их знаменитыми. Прически? Так ребята в моем колледже лет за десять до нас носили такие же.[12] Мы просто сделали их модными.

Ты думал когда-нибудь о том влиянии, которое вы оказывали на подростков, имея в виду проблему наркотиков?
— Я не думаю, что мы в ответе за это. Мы не делали ничего, что было бы для них неизвестным...

...Взять хотя бы «Два девственника». Не мы придумали нудизм, мы только его использовали...

...И до нас ходили и снимались голыми. А джазовые музыканты за многие годы до нас употребляли наркотики...

А у музыкантов вообще было традиционно — сидеть на наркотиках. Каждый из музыкантов, которых мы повстречали, использовал тот или другой из них. ЛСД стал просто еще одним из них.

Пусть уж за это отвечает Боб Дилан!..

...Это он впервые научил нас курить в 1964 году. Так же, как и то, что он первым стал носить прическу, которая сейчас стала отличием «Черных пантер». Хендрикс перенял её у Дилана,а «пантеры» последовали его примеру.

Да, подобных историй много, и никто не заботится о последствиях...
— Нам никогда не было до этого дела.

Йоко:Я думаю, что самое главное, что сделали Битлз, так это то, что они показали подросткам: не нужно родиться аристократом или интеллектуалом, чтобы добиться успеха... Можно быть и рабочим... Можно быть молодым.

Джон:Ну, многие и до нас добивались признания, будучи молодыми. Взять хотя бы Элвиса.

Что вы подумали об Элвисе, когда познакомились с ним?
— Да не знаю даже. Просто было очень приятно познакомиться с Элвисом. Он сыграл несколько песен, все мы играли на гитарах. Это было классно. Мы ни о чем не говорили. Просто играли музыку, и всё.

Вернемся к тому, о чём говорили... После Битлз многие вышли наверх из рабочего класса. Хотя до сих пор трудно заниматься чем-либо в искусстве, если ты говоришь не на культурном, как у снобов, английском языке.
— Да, но ведь всё началось с «Оглянись во гневе».[13] Все мы прошли через эту вещь, которая помогла прорваться...

Сегодня, когда вспоминаешь, как Битлз шли наверх, сыгрываясь в Ливерпуле, Гамбурге, что ты можешь сказать о группах, которые делают тут и там по вашему образцу?
— Господи, так ведь такая практика существовала и до нас. Испокон веков. Когда гремели “Drifters” [14],тут же возникли десятки им подобных. Точно так же подражали певцам и в двадцатых. Помнишь, как Кейн в фильме «Гражданин Кейн» создавал из своих подружек оперных светил?

Я не знаю, почему думают, что что-то изменилось в этой системе. Просто, может быть, больше в индустрии грамзаписи стало народу, больше денег в обороте.